Александра действительно позаботилась о Лале: у дверей в бани не стояло прислуги, всегда готовой подать фрукты и лукум (на который Лале смотреть не могла с юности), которая могла бы полюбопытствовать, почему Лале-хатун держит путь в мужские бани, куда пустила чужака. Решительным движением она распахнула резные двери и ступила в джамегах. В глубине бань плескалась вода. Лале без труда скинула с себя тяжёлое платье — справляться без помощи прислуги она привыкла — и, обмотавшись полотенцем, надела налын и шагнула на звук воды. Каждый шаг сопровождался глухим цоканьем.
Густой белый пар клубился, как утренний туман над озером, пах кедром и сандалом — далёкой холодной Валахией.
— Ты всё-таки пришла…
Вздох Влада прозвучал одновременно отовсюду, растворился в белом паре.
— Разве я могла иначе? — с усмешкой откликнулась Лале и застыла у колонны.
Влад сидел к ней спиной. Капли воды скатывались по белой коже, на которой розовели рубцы свежих ран — следы отчаянной борьбы за своё государство, за правду. Мокрые волосы сгустками тьмы по плечам. Влад ещё раз облил себя водой и, аккуратно поставив медный черпак на мраморный выступ, обернулся. Лале со смешком спряталась за колонну, словно бы и не было между ними долгих ночей, словно бы и не было дочери — словно она была ещё девочкой, невинной, наивной, счастливой.
— А разве тебе не полагается целая толпа служанок, которая будет тебя натирать до блеска? — улыбнулся Влад.
— Я прекрасно научилась справляться без них, а Падишах… Наш Падишах решил, что не стоит тратить силы девушек из его гарема на сосланную прелюбодейку. Но этом есть своё преимущество, поверь мне, — Лале взяла с подноса, где стояли мыло, масла и палочка благовоний, кесе и коснулась плеча Влада. — Могу я помочь тебе расслабиться после долгого пути?
— Большего я и желать не смею, моя Лале…
От этого обращения сердце Лале затрепетало и запело вечерним соловьём. Затаив дыхание, Лале накрыла левой рукой плечо Влада, а правой — провела кесе вдоль шрамов. Влад легонько ткнулся затылком ей в живот и прикрыл глаза.
Перебирая кончиками пальцев по распаренной, закалённой жёсткими доспехами, ветрами и сражениями коже, Лале вспоминала, как зарождалась их любовь. Как Влад кружил её в европейском танце, как среди поля мертвецов она обнимала его, и слёзы горя и ужаса тёмными пятнами отпечатывались на его рубахе, как она учила его читать на их языке в библиотеке, как они чернилами выводили на запястьях друг друга «a ta» и «al tău», как она в ночи, исколов все пальцы в кровь, заканчивала вышивать на его рубахе оберег.
Поглаживая кривые шрамы, выпуклые рубцы, Лале рвано вздыхала. Сколько Владу пришлось пройти, чтобы они снова сумели оказаться рядом— снова друг друга коснуться.
— Я ждал этого так долго…
Влад снял руку Лале с плеча и со всей нежностью, какая только могла найтись в руках и сердце воина, прижал к губам. Он одарил поцелуем каждую точку её руки: подушечки пальцев, фаланги, подупрозрачные вены на тыльной стороне ладони… Когда губы Влада коснулись запястья, Лале вздрогнула и затаила дыхание. Здесь, в полумраке хаммама, в густом пару и трепетании свеч, тонкий белый шрам — отпечаток её слабости и отчаяния, всегда прикрываемый рукавами и браслетами — был едва различим.
Но Влад его заметил.
Лале поняла это, когда хватка стала крепче — за мгновение до того, как большой палец обвел рубец и Влад поднял голову:
— Что это, Лале?
В его взгляде тревога смешалась с ужасом. Лале опустила глаза. Молчание, вероятно, было худшим ответом, однако лучшим, чем ложь, которую Влад ненавидел, или правда, за которую он возненавидел бы её.
— Лале… — не отпуская руки, Влад развернулся к Лале и погладил по предплечью. — Это сделал он?..
Лале неопределенно мотнула головой.
— Аслан писал, что по возвращении Мехмед совсем обезумел. Запер тебя. И что ты перед отъездом в Бурсу была сама не своя… Никто не знал, что он делал с тобой… Что же… Что случилось? Скажи мне правду, Лале, прошу.
Добавить комментарий