Опершись на протянутую ладонь, Лале поднялась. И тяжёлая диадема — знак супруги, знак матери, знак женщины — впервые за долгое время показалась невесомой. Лале сжала пальцы Влада и подступила к нему вплотную. Под ладонью, за чёрным бархатом кафтана, уцелевшее в битвах, в душевных терзаниях, пережившее сложный выбор и потери, неровно и гулко билось сердце. Не отводя от Лале восхищённого взгляда, Влад вновь поцеловал ей руку.
И на этот раз в этом жесте было поровну и уважения, и почитания — и любви.
Костяшками пальцев Лале очертила подбородок Влада, погладила скулы. Привстав на носочки, заглянула в глубину глаз — нырнула туда, как в морскую пучину, и шепнула:
— Будешь сегодня со мной?
— Я буду с тобой…
«Всегда…» — последнее слово Лале поймала губами. Терпкое и честное, как вино, оно оказалось дурманнее его и целительнее отвара, а поцелуй — нужнее воздуха и слаще воды.
Лале прижалась к Владу, желая раствориться в нём, сгореть в чистейшем огне этого чувства, который терзал её в разлуке, который рассеял тьму, душившую её ночами, который согревал сильнее, чем каминное пламя, чем воздуховод во дворце.
Под пальцами Влада из петельки вынырнула одна пуговица, другая. Он выпускал на свободу пряди, собранные в тугую причёску, он снимал с неё холодные бездушные драгоценности — подарки Мехмеда, которые ей причиталось носить, — оставив лишь серьги и кольцо своей матери.
Слой за слоем, Влад избавлял Лале не от одеяния — слой за слоем он выпутывал её из отчаяния, страха, сожаления, ненависти, в которые её с таким удовольствием разодел Мехмед.
И когда наконец платье, тёмное, как ночь, в которую они венчали друг друга венками, и синее, как вода, что стала свидетельницей их клятв, соскользнуло на пол, Лале, в белом полупрозрачном нижнем платье, взмыла в воздух в крепких руках Влада и доверительно прижалась к его щеке лбом.
Влад уложил её на кровать и, быстро скинув одежду, навис над ней. Его пальцы касались её бровей и губ, обводили по контуру скулы и подбородок, словно Влад запоминал каждое пятнышко, каждую родинку, чтобы потом в точности написать её портрет — или историю о ней.
Это будет история о семье? О власти? О господарстве? Или о любви?
— Наша история будет прекрасной, — выдохнула Лале, подаваясь навстречу лёгким, бархатно-мягким касаниям Влада, от которых тело млело и плавилось, как свеча.
А он вдруг остановился. Невесомая лямка платья холодком соскользнула с плеча, и Влад, поглаживая его, сдвинул брови:
— Что? Что ты сказала?
Лале хихикнула: румяный, взволнованный, Влад изо всех сил старался выглядеть серьёзным, как будто читал книгу, — и тут же в смущении помотала головой. Она и не заметила, как мысли сорвались с её губ наяву. Обхватив ладонями лицо Влада, Лале коснулась лбом его лба и прошептала:
— Это неважно. Так, пустяк. Глупости.
— Всё, что ты говоришь, — важно, — улыбнулся Влад, пропуская длинные пряди сквозь пальцы. — И вовсе не глупости.
— Я просто… Задумалась, какой станет наша история… После всего?
Лале вгляделась него почти не дыша. Влад тихо рассмеялся:
— Ничего не изменилось, Лале. Всё то же долго и счастливо.
Разметав её волосы по подушкам, Влад поцеловал Лале без колебаний. И это было честнее любого ответа: это была точка — начало многоточия.
Лале приподнялась на локтях и дёрнула за золотистую верёвку, стягивавшую тяжёлую ткань балдахина. Он сомкнулся, отделяя их от равнодушного подрагивания жёлтых свечей — от всего мира.
В пурпурном мерцании полупрозрачной ткани, в ароматах лаванды и мёда этой ночью на мягких простынях их осталось только двое — и тогда Лале отдала себя Владу полностью. Их тёмные силуэты, перетекая друг в друга, растворялись в гаснущем пламени свечей.
Лале водила носом вдоль зеленоватой вены и неровно и коротко выдыхала в кожу, покрываясь мурашками, а Влад вдыхал запах её волос и жадными, быстрыми, как стрелы, поцелуями вытравливал яд, что травил сердце все годы.
Здесь, сейчас — и навечно — Лале становилась с Владом единым целым.
И не было в мире ничего важнее, ничего правильнее, чем это.
Разомлевшие и утомлённые, они упали на подушки. Влад решительно притянул Лале к себе и чмокнул в макушку:
— Мне так не хочется с тобой расставаться, моя Лале.
— Твоя… — улыбнулась Лале, вырисовывая пальцем невидимые узоры-обереги на часто вздымающейся груди Влада. — Я твоя, Влад. И пока есть ты, я всегда буду тоже.
— Хорошо бы… — Влад погладил её по плечу и шепнул: — Спи, а я постерегу твой сон.
Лале едва коснулась губами щеки Влада — усталость накрыла её тёплым тяжёлым одеялом — и смежила веки.
Добавить комментарий