За темнотой и усталостью пришёл сон.
Вокруг Лале вновь шелестел лес, но не тот, что встречал её во снах в Эдирне: здесь не было тумана, не было пугающе чёрных острых ветвей. Здесь была кровь.
Лале вздрогнула и огляделась. Она стояла совершенно одна посреди широкой конной дороги, в белой рубахе, на которой ржавыми пятнами застыли кровавые разводы. А к босым ногам подступала тёплая, вязкая кровь. Лале вскрикнула и попятилась — звук поглотила тишина.
Сердце часто-часто стучало, дрожь в ногах приказывала: бежать. Но Лале застыла на месте, не в силах пошевелиться. Впереди вдруг возникла абсолютно чёрная тень и взмахнула рукой. Лале дёрнулась — и смогла сделать шаг.
Она побежала. Кровь и камни обжигали пятки, как раскалённые угли, заставляя бежать всё быстрее и быстрее. Недвижимая и неразличимая, как закутанная в прозрачную ткань, прежде тень вдруг стала принимать чёткие очертания.
Чёрный кафтан с золотой вышивкой. Меч с рукоятью в виде головы льва. Чёрная щетина. Прямой нос. И глаза — сожжённые дотла угли, полные кромешной тьмы.
— Нет! Нет-нет-нет!
Лале попыталась остановиться, повернуть, но дорога сама пронесла её вперёд.
В руки султана Мехмеда.
Лале рухнула в них подстреленной ланью.
Всё вокруг накрыл кровавый туман.
— Не смей умирать, Лале! — крикнул Мехмед.
Она бы и хотела сказать, что живее всех живых, что её жизнь теперь принадлежит ей, но онемела. Смотрела на стремительно сгущающийся багровый сумрак и холодела от ужаса. Из полутьмы вышла фигура. Серебристая полумаска посла, желавшего купить красивую душу Лале за свободу после никаха, сияла, как полная луна.
Ладонь в перчатке по-свойски опустилась на плечо султана и сжала его:
— Она сделала свой выбор. Освободив его, она освободила вас. Теперь вы можете уничтожить того, кто её забрал.
Мехмед скрипнул зубами и, прижав Лале к себе, взревел раненым хищником.
И всё утонуло в его ярости.
Лале летела во тьме, и слышала лязг клинков, стоны раненых и нечеловеческий вой, полный такой боли, что слёзы резали глаза. Слышала молитвы, слышала причитания, слышала проклятия. А ещё слышала шёпот: «Красивая душа, светлая душа. Светлая душа, красивая душа. Красивая душа, светлая душа».
Лале жмурилась, мотала головой — и вдруг всё остановилось. В черноте проступили очертания замка. Лале не знала, как выглядит замок Влада, но представляла себе Валашский замок именно таким: неприступным, серым, каменным, окутанным желтоватой листвой, как листами бумаги.
Лале огляделась и охнула, прижимая ладони к губам.
Пространство дрожало, искажалось, превращаясь то в замок, то в подземелье, то пепелище, то в поле боя, то в их маленький домик в Эдирне — неизменным оставался лишь Влад. Его лицо исказила ярость, глаза пламенели кроваво-красным, за спиной его развернулись перепончатые крылья, а вокруг стелилась дымчатая, холодная, колючая тьма.
— Влад! — позвала его Лале, срывая голос.
Влад дёрнулся ей навстречу, и Лале увидела цепи, такие же сияющие, как маска посла, уходящие глубоко под землю.
— Влад! — крикнула Лале вновь.
Влад взревел не по-человечески, и тьма объяла его тёмным облаком. А когда расступилась — он не был похож на себя. Не осталось света в его глазах, не осталось шрамов на теле — его тело посерело, потеряло жизнь.
— Влад! — охнула Лале и шагнула к нему навстречу.
Под ногами задребезжала земля, желая не то поглотить Лале, не то выбросить прочь — Лале держалась и шла. Влад рвался прочь из цепей, ослеплённый яростью и злобой, в которых утопил сам себя. От его тьмы клоки вздыбливались, даже взлетали вверх, но Лале упрямо шла к Владу. Иногда не шла — парила, ступала по воздуху.
И когда она приблизилась, в чудовищных, пугающих глазах Влада сверкнуло узнавание, едва различимое, полупрозрачное, как слеза.
— Это я, Влад…
Лале поглядела на Влада и положила ладонь на серую, словно выточенную из холодного безжизненного камня, грудь.
Сердце Влада не билось. Пронзённое, словно ядовитым клинком, болью и отчаянием, оно застыло в вечной агонии.
Добавить комментарий