21 января 2019
Шаховские не врали: Андрей Шаховской действительно умел быть благодарным и благодарил финансово. На первое сентября, когда Фил пошёл в их гимназию, Андрей Шаховской подарил Артёму часы, о которых он давно мечтал, и Артём мог поклясться, что без Фила, вопреки всем его запретам, тут не обошлось.
А сейчас часы эти, как и телефон, и ключи, лежали на полицейском столе. И пока Светлаков что-то выцарапывал чёрной ручкой на желтовато-полупрозрачном листке, Иванов упаковывал их в прозрачные пакеты и складывал в сейф. Артём чуть съехал по сиденью вниз и ссутулился. Наручники грустно звякнули.
Светлаков весело глянул на Артёма:
— Что, Артём Александрович, не весел, буйну голову повесил?
Артём подавил в себе желание огрызнуться и промолчал. Только косо зыркнул самым дерзким взглядом, который позаимствовал у Фила. Хмыкнув, Светлаков по-учительски побарабанил ручкой по столу и подался вперёд. Его глаза в свете квадратов голубых ламп казались неправильно полупрозрачными и светящимися, как у андроидов. По спине пробежал холодок. Артём передёрнул плечами и отвернулся.
Кабинет был просторным: на два зарешеченных мелкими квадратами окна. Здесь вполне бы могли поместиться четыре стола. Но обитали здесь, очевидно, только Иванов и Светлаков. Разве что, ещё углу стоял поникший желтоватый фикус (и как его только угораздило здесь оказаться), а на полу грудились стопки желтоватые папки-скоросшиватели. Вот она — нехватка кадров во всей красе, о которой рассказывал какой-то молодой пэпс на “Часе Просвещения” в той четверти и активно зазывал в полицию. Артём тогда думал, что Варька первая подскочит на месте с поднятой рукой и даже поддел её локтем, но она лишь раздражённо отмахнулась: была слишком увлечена чтением какого-то исторического детектива под партой.
«Варька…» — болезненно поморщился Артём и вздрогнул, когда Иванов грохнул сейфом. С силой сморгнув дымно-вязкую поволоку воспоминаний, пощекотавшую глаза, Артём обернулся. Ручка стояла в органайзере, перед Светлаковым лежал чистый лист, а сам Светлаков, откинувшись на спинку стула и сложив руки под грудью, продолжал сверлить Артёма неприятным выжидающим взглядом. Иванов же провернул ручку сейфа и скрылся за ближайшим шкафом. Только линолеум под его шагами неприятно вскрипнул. Глухо щёлкнуло что-то, похожее на чайник, по кабинету поплыл фоновый шум, а обоняние пощекотало запахом дешёвого кофе и жирной киосковой выпечки. Артём туго сглотнул: сжавшийся желудок учтиво напомнил, что они с Филом так и не отстояли столовскую очередь за пирожками с печёнкой.
Пальцы потянулись взъерошить волосы — на уроках это обычно помогало отвлечься — и наручники неприятно впились в запястья и бряцнули, когда Артём снова уронил руки на колени. Наручники не то чтобы стирали кисти в кровь, но неприятным металлическим холодом обжигали кожу и заставляли двигаться как можно реже. А ещё — напоминали, кем он является в этой пищевой цепочке жизни.
В отличие от Фила, Артём умел выбирать себе соперников и вовремя останавливаться. По крайней мере, так он думал до тех пор, пока один мужчина в штатском и один — в форме не попросили его на выход из кабинета с вещами. И с тех пор, как на глазах добродушной физички, молоденькой завучихи по воспитательной работе, Марины, которой он всегда по её просьбе организовывал мальчиков на помощь в подготовке актового зала, и директрисы, мечтавшей сделать его ещё одним медалистом, из его вещей достали пакетик с белым порошком, Артём отчаялся что-то понять.
Вскипел чайник, зажурчала вода.
Светлаков, кряхтя, поднялся. Когда его худощавая высокая фигура закрыла белёсый шар солнца, аккуратно вписанный в квадрат решётки, и длинная тень упала на Артёма, он невольно втянул голову в плечи. Однако никакой экзекуции не последовало: легко щёлкнул ключик, и Светлаков движением фокусника снял наручники с Артёма. И хотя он улыбался, Артём почувствовал себя котёнком, которого окружили голодные дворовые псины.
Светлаков качнул головой и вернулся за стол.
— Чай будешь? — буднично пропыхтел Иванов, выставляя две кружки на край стола Светлакова.
Артём рассеянно потёр гудящие запястья. Незачем было его фиксировать наручниками — он бы и так пошёл с полицией: в конце концов, оказание сопротивления — это, вроде как, тоже статья.
— Чай налить тебе, Артём Александрович? — басом повторил Иванов.
Артём от неожиданности дёрнулся:
— Мне?
— Да налей, Серёг, — утомлённо вздохнул Светлаков. — Пацан с обеда не ел и до завтра вряд ли поест.
Иванов спокойно завернул за шкаф, недолго покопошился и появился с кружкой из чёрного стекла сверкающей чистоты, которую поставил перед Артёмом. Из чайной пирамидки во все стороны тянулись ржавые разводы,. Артём недоверчиво поддел зелёный ярлычок и глянул на полицейских, приподняв бровь.
— Что, не ожидал, Артём Александрович? — хохотнул Светлаков, уже развалившийся на стуле. — Думал, мы тебя бить и плющить будем?
— Да нет, — неуверенно протянул Артём и прихлебнул чай.
Пожалуй, именно это ему было нужно. Подмороженные до сухих корок, скованные наручниками и морозом, руки медленно отогревались, оставляя на запотевающей кружке следы. Внутри тоже становилось теплее, и даже желудок сжимался уже не так болезненно. Чай показался вкуснее того, который обычно они покупали с отцом — тот больше напоминал придорожную пыль, — однако всё ещё не таким насыщенным, как мамин листовой чай в пакетиках из крафтовой бумаги. Или просто Артём был недостаточно голоден.
Хотя когда Иванов с удовольствием вгрызся в пирожок, захотелось жалобно заскулить — Артём мужественно глотнул ещё чая, обжигая горло. Светлаков, качнувшись на стуле, тоже глянул на Иванова:
— Серёг, ты себе как обычно брал?
Тот промычал что-то в ответ, что, по всей видимости, означало согласие.
— Тогда отдай треть своей порции парню.
Иванов нахмурился и заворчал бульдогом, у которого отбираются косточку. Светлаков задорно рассмеялся:
— Да ладно, Серый, не жадничай. Пацан — кожа да кости, он тебя не объест.
Иванов выбросил жирный пакетик от пирожка под стол Светлакова, вздохнул, снова скрылся за шкафом и вынырнул уже с пирожками в разных пакетах. Один из них шлёпнулся прямо перед носом Артёма, чуть ли не в кружку.
— Пусть ест, — рыкнул Иванов.
Артём туго сглотнул, но решил, что в его положении спорить с полицейскими — глупо, пусть они и способы ведения допроса у них довольно… Своеобразные. «Варе расскажу, что меня тут кормили — не поверит. А Фил скажет, что они просто откармливали перед убоем, как свинку, — хохотнул про себя Артём и поморщился, вглядываясь в комочки картошки, размазанные по тесту. — Если расскажу». В горле запершило,и он закашлялся. Иванов от души врезал ему по спине — по старинке, конечно же, не со зла.
Когда все пообедали, Иванов выбросил пустые жирные пакетики и вышел из кабинета вымыть руки, а Светлаков по-паучьи обхватил Артёма кружку за ободок, почти не касаясь её длинными пальцами, и отставил её на бумаги, на столе снова оказался тот самый злосчастный пакетик с белым порошком.
— Ну-с, Артём Александрович, поговорим?
— Это не моё, — на автомате выдохнул Артём и взъерошил волосы.
Эта фраза уже отзывалась на языке болью той самой водянистой мозоли, на которую ты наступаешь снова и снова, лопаешь снова и снова, а она опять надувается.
— Прости, я не расслышал, откуда у тебя пакетик с неустановленным сыпучим веществом белого цвета? И, что важнее, что это за вещество?
Добавить комментарий