Варя резко распахнула глаза, жадно хватая ртом воздух. В глаза бил свет из дома напротив. Значит, уже не ночь. Растирая одной рукой глаз, Варя перекатилась на живот и другой принялась лихорадочно нашаривать на прикроватной тумбе слева телефон. Она успела обнаружить пять ручек, два незавершённых ежедневника, помятый личный дневник с хрустящими страницами, опрокинуть батарею помад, которые пробовала вчера после ухода Фила в поисках самого красивого и самого немаркого цвета, прежде чем в ладони оказался смартфон. Варя сощурилась от резанувшего глаза голубоватого света экрана. На часах было 6:45. Она, как обычно, проснулась за пятнадцать минут до будильника.
Уснуть всё равно бы не получилось: она и ночью-то толком не спала. Ей снились кошмары. То они с Филом и Артёмом бежали от погони и срывались в обрыв. То они с Филом дрались попадавшейся под ноги арматурой, как в кино. То те двое полицейских, которые вчера забрали Артёма, гнались за ними, стреляя в спину. А последний сон остался в Варе взволнованным жаром и дрожью в конечностях. Казалось, Фил не во сне целовал её в шею, не во сне его горячие руки скользили под любимой рубашкой — наяву.
Варя мотнула головой, отгоняя наваждение, и зашла в соцсети. За ночь её никто не потерял, лотерею на беспроводные наушники она проиграла, беседа класса горела 3К+ сообщениями: вдвое больше, чем было вчера, когда она чекала её перед приходом Фила. Варя быстро пролистала её, наискосок выхватывая реплики. Говорили об одном: об Артёме. Никому и дела не было до домашнего задания или уроков.
Варя нырнула в чат с Артёмом: под его фотографией висела безжизненно серая подпись «был вчера в 12:52» — в начале того самого проклятого урока. Потянувшись, она со стоном села на кровати и вздохнула:
— А я так надеялась, что это был сон!
Варя решительно откинула одеяло. Утренний холод паучьими лапками пополз по ногам. Варя содрогнулась и неохотно сползла с кровати, подсвечивая себе дорогу до выключателя телефонным экраном. Желтоватый свет выжег тревожные остатки ночных кошмаров, успокоил грохочущее в грудную клетку сердце, и в комнате стало немного теплее. Зябко переступая мелкими шажками, Варя принялась искать розовые пижамные штаны. Спать в них было неудобно и жарко, зато встречать холодное утро — милое дело. Виджет погоды показывал минус тридцать два градуса по Цельсию, стёкла на балконе заиндевели до белой непрозрачной корки, по ламинату из открытой на проветривание балконной двери стелился морозец — зима кусала голые ноги.
Раздосадованно скрипнув зубами, Варя поддела ногой пушистого пса для объятий, обычно лежавшего на кровати, и сердито вырвала штаны из-под школьного рюкзака. Тот покачнулся и свалился со стула. По полу веером разлетелись общие тетрадки, обклеенные стикерами. Варя сердито засопела, впрыгивая в штаны.
Ничто сегодня не должно было испортить ей настроение. Она знала, предчувствовала очень счастливый день.
Варя подхватила расчёску с книжной полки и перекатилась по кровати к шкафу-купе. Центральной дверью служило зеркало в деревянной раме, не самое чистое, правда (его Варя не успела отмыть вчера к приходу Фила), но всё ещё честное. Поправив его, чтобы было удобно расчесываться, Варя отступила на полшага и замерла.
Её накрыло новым совершенно странным ощущением: собственное отражение понравилось ей так, как никогда прежде. Девушка в зеркале показалась необычайно хорошенькой. И прыщик на виске, вскочивший вчера, практически не был заметен, и карий цвет глаз вовсе не был унылым — ничуть не хуже Машкиных зелёных или Филовских голубых, и фигура вполне изящная, и грудь вовсе не маленькая, а гармоничная.
«Обалдеть… А что мне никто не говорил, что я такая красивая, а?» — вскинула бровь Варя и на всякий случай смахнула с зеркала тонкий слой пыли. Отражение не изменилось: всё ещё улыбалось ей мягкой улыбкой, от которой на щеках появлялись такие бесючие едва заметные ямочки, делавшие её совершенной девчонкой четырнадцати лет, а вовсе не выпускницей одиннадцатого класса. Варя сердито вычесала пушащиеся волосы щёткой и, уложив их в косу, вышла в коридор.
Дверь в родительскую спальню была ещё закрыта, но в коридор падала полоска голубоватого света: первый будильник на без десяти семь у папы уже прозвенел, и теперь он досыпал такие важные пятнадцать минут, давая ей фору умыться. Варя беззвучно юркнула в ванную.
Ей хотелось петь, танцевать и творить милые, большие и не очень, глупости. Она пританцовывала, пока умывалась, а когда вышла на кухню и щёлкнула кофемашину, не удержалась — пожелала умной колонке, новогоднему подарку от папы маме, доброго утра и скомандовала включить попсовые песни о любви.
Утро сверкало золотом: тёплым мерцанием софитов на кухне, шипением блинницы, тёмно-оранжевым румянцем оладий, бежевой желтизной банана, нарезанного в форме сердца вокруг приправленных клубничным йогуртом оладий, подрагиванием продолговатой лампы в микроволновке, запахом плавленного сыра на куске вчерашней пиццы.
Папа застал Варю самозабвенно пританцовывающей в ритм тихой песни посреди кухни с большой кружкой капучино, поставил любимую кружку в кофемашину и, в ожидании, пока журчащая ароматная струйка превратится в бодрящий американо, прислонился бедром к столешнице.
— Доброе утро, дочь, а что у нас случилось?
— Доброе утро, пап! — улыбнулась Варя и поставила кружку на стол, но пританцовывать не перестала. — Ничего. Просто настроение хорошее. И я красивая.
— Ну-ну, — хмыкнул папа и тоскливо покосился в кружку.
Варя пригубила кофе — идеально! — и присыпала пенку корицей. Показалось, даже она рассыпалась по кремовой поверхности солнцем. Звякнула микроволновка, оповещая, что кусок пиццы для папы разогрелся. Варя быстро накрыла на стол и забралась на стул, подобрав под себя одну ногу. Закончила жужжать кофемашина. Папа отодвинул стул и сел напротив Вари. Лаконичная белая надпись «BOSS» на идеально чёрной кружке смотрела прямо на неё — Варя подарила эту кружку папе на день рождения пару лет назад и была уверена, что она затеряется среди других столь же оригинальных подарков.
Но с тех пор по утрам он пил только из неё.
Варя смотрела, как папа ест пиццу, пьёт кофе и требует у умной колонки прогноз погоды на сегодня, и не могла избавиться от глупой улыбки, приклеившуюся к лицу намертво. Она опускала взгляд в тарелку, на четыре коричневых оладушка, желейно дрожавших под прикосновениями вилки, а изнутри рвались смех и мурчание в такт песням, игравшим даже не в кухне — где-то в груди.
Папа вытащил из холодильника предпоследний кусок пиццы и отправил его в микроволновку. Та загудела, и умная колонка обиженно замолчала. Скрестив руки на груди, папа улыбнулся Варе:
— Ну что, Варь, что скажешь про вчерашний фильм? А то ты вчера мышкой спать пошла. Ни восторгов, ни слёз, ни соплей.
Варя закатила глаза:
— Переволновалась. Но фильм очень классный! Я прям вся промурашилась в конце!
— Я заметил, — посмеялся папа. — Сидела вся одна сплошная мурашка и пряталась за своим псом.
— Ну я просто не люблю вот это всё… — Варя вспомнила финальный бой в фильме и передёрнула плечами. — Кровопролитие и драки.
Добавить комментарий