Мамины ногти щекотно скользнули по рубцу. Она поджала губы и качнула головой:
— Кошмар. Что я за мать, что столько лет этого не замечала.
— Ты хорошая, мам, — сжал руку в кулак Артём. — Просто… Я немного подрос, кажется.
С коротким смешком мама откинулась на спинку диванчика и, прикусив кончик ногтя, посмотрела в окно. Повизгивания и топот внизу стихли: сеанс уже начался. Им принесли колу. По запотевшему стеклу стекали капли. Артём, не зная, что и сказать, подтянул к себе стакан и принялся наблюдать, как в детстве, за тем, как крохотная капля стекает сверху вниз, петляет между каплями покрупнее, но поглощает остальные, поменьше, и срывается вниз, на подставку, крупной тёмной кляксой.
Через три кляксы мама тоже подтянула к себе колу и, поболтав трубочкой лёд, глянула на Артёма поверх стакана:
— Твои предложения, Тём?
— В смысле? — поднял голову Артём.
— В коромысле, — вздохнула мама совершенно спокойно и нервно дёрнула плечом. — Мне важна эта работа, тебе — обещание Филу. Хорошо. Что ты предлагаешь делать?
Артём поёрзал на диванчике. Кожаные сидения всё-таки не самое удачное решение для кафе: от них становилось жарче, чем от еду, к ним прилипали штаны, ладони, и удобно устроиться никак не получалось. Артём поправил воротник клетчатой рубашки и поморщился:
— А что я могу предложить? Ну… Ну… Давай ты…
Он помотал головой. Предлагать маме никуда не уезжать он бы не посмел. Она так старалась, чтобы он был счастлив: принимала его друзей с ночёвками; приезжала на соревнования по борьбе, даже если ей было не очень удобно; оплачивала его курсы по деловому английскому, даже когда сделка была не очень удачной и выплаты были низкими. И никогда не жаловалась ему: только иногда вечерами Яне по телефону плакала в трубку, уверенная, что Артём в наушниках гоняет по виртуальному миру на пару с Филом.
Мама заслужила быть счастливой.
— Давай я… Тут останусь? Доучусь — и к тебе, а?
— Ловко ты это придумал, — усмехнулась мама. — А жить ты где будешь?
— Дома.
— Дома? — лёд в мамином стакане забряцал громче. — А если что случится?
— Что случится?
— Пожар, наводнение… Если с тобой что-то случится, Тём? Я себе этого никогда не прощу.
Мама отставила стакан в сторону и утомлённо помассировала виски. Принесли заказ. Как с картинки: бургеры подали с картошкой фри и соусами, сырным и кетчупом, с перчатками и яркой пластиковой шпажкой. Мама поблагодарила официанта коротким кивком. Артём отодвинул бургер в сторону.
— Мам, но ты же так об этом мечтала. Разве ты можешь не поехать из-за меня? Я уже взрослый.
— Какой ты взрослый, Тём? Тебе шестнадцать только-только исполнилось. Как я тебя одного оставлю?
— Так я не один. Есть Ветровы, есть Фил… У меня отец есть, в конце концов!
— Отец…
Покрутив кусочек картошки в руках, мама обмакнула его в сырный соус и отправила в рот. Глаза её, всегда светло-зелёные, летние, показались болотными, хотя освещение не изменилось.
— Отец… — саркастично повторила мама и хрипло хохотнула. — Отец-молодец, ё-моё…
В детстве Артём полагал, что родители разошлись друзьями и сохранили хорошие отношения, но чем старше становился, тем сильнее начинал подозревать, что ему, тогда ещё подростку в самый пик пубертата, просто многое недоговаривали. И Артём не был уверен, что хотел бы знать обо всём.
Мама подвинула тарелку поближе и вполголоса, как будто разговаривала сама с собой, вздохнула:
— Ну а почему нет? Ты хоть не один будешь… А хотя…
— Что?
— Ничего, — мама с улыбкой зашелестела перчатками. — Всё в порядке. Я просто… Не заметила, что ты так вырос, Тём. Что ж, ладно. Если ты так хочешь, я напишу Саше. Встретимся, поговорим, готов ли он пожить с тобой пару лет. Давай сделаем, как ты предлагаешь.
— Серьёзно? И ты… Не расстроишься?
— Конечно, мне будет тебя не хватать. Но, знаешь, кто любит, должен принимать выбор того, кого любит.
— Это из какой-то книжки, да?
— Ну, не совсем, — усмехнулась мама. — Скоро узнаешь. Скажи только, ты не пожалеешь, Тём?
Артёму очень хотелось спросить: «А ты, ма?» Но он ничего не сказал: мотнул головой и вгрызся в сочный, горячий бургер.
Добавить комментарий