22 января 2019
Артём пялился в потолок, отстукивая кончиками пальцев по холодной стене незатейливый ритм. Раньше у него в комнате стоял синтезатор: после развода они привезли его из старой квартиры. Иногда вечером мама садилась за него поиграть, иногда они с ней пытались играть в четыре руки, но всё больше маме нравилось слушать, как играет Артём.
Правда, года четыре назад синтезатор пришлось продать: он занимал слишком много места, да и видеокарту пришла пора обновлять, чтобы с Филом поддерживать виртуальный контакт. Ему на смену пришла гитара, но руки всё ещё помнили. И пальцы перемещались по неровностям стены, как по клавишам.
«Что мама скажет, когда узнает, что случилось!» — Артём растёр ладонями лицо и с кряхтением перевернулся на живот, вжимаясь щекой в жёсткую подушку. Койка запоздало страдальчески простонала под его весом.
Небо полыхало в зарешеченном окне. Но понять, сколько времени — десять утра, полдень, или уже четыре часа — было невозможно. Артём невольно покосился на левое запястье и поморщился. Часы у него отобрали вместе с ремнём. И если ремень Артём ещё мог понять: мало ли, заключённый решит повеситься или задушить сокамерника (в Варькиных сериалах такое было сплошь и рядом), то зачем забирать часы, не понимал.
Чтобы заключённый чувствовал себя отрубленным от остального мира?
Если так, то это работало.
Артём поймал себя на том, что уже считал себя заключённым — обречённым, хотя совершенно ничего не понимал. Вчера он долго ворочался, не мог уснуть: вспоминал Варины глаза, ярость Фила; думал о заявлении на Шаховского; койка скрипела от каждого вздоха; железный каркас, прикрытый тоненьким матрасом, был таким волнистым, что теперь рёбра ныли, как после драки. Засыпая, Артём подумал было, что всё случившееся — кошмар, а потом среди ночи едва не грохнулся с койки, пока падал во сне.
Подобрав под себя подушку, Артём сощурился и всмотрелся сквозь решётку на окошке в небо. Кажется, на улице только-только начинало светать, так что белые рваные облака светились золотом. В это время он всегда сидел в школе, склонившись над уроками, и отчаянно зевал, пока Фил припадал на ухо какими-то дурацкими шутками, а Варя в попытке не рассмеяться кривила серьёзную мину и пыталась их поучать. Как Мальвина.
От воспоминаний в горле запершило. Артём сжал губы и до жара растёр лицо, стараясь отвлечься, но мысли всё равно возвращались к друзьям. «Интересно, как там они? Только бы Фил ничего не выкинул. В своём репертуаре… Хватит и меня, — Артём рывком уселся на постели. — А то с него станется: к Муромцеву попереться…» На месте Фила, да ещё и с его характером, Артём так и поступил бы: назначил встречу — или подкараулил у школы — и прижал к стене с вопросом, какого чёрта. Проблема была в том, что Артём находился на своём месте, на этом самом месте, откуда он никак не мог предостеречь Фила.
Артём мягко спрыгнул с койки на холодный пол и огляделся в поисках зимних ботинок. Вчера, в полусонном, полуобморочном — полуадекватном состоянии он едва ли смог понять, куда он попал. На автомате умылся, рассмотрел в замызганном зеркале цветущий фингал на щеке и завалился спать, повыше и подальше.
Ботинки без шнурков нашлись под столом, ввинченном под зарешеченным окошечком. А на столешнице стояла расстёгнутой синяя спортивная сумка.
Её занесли ближе к ночи — вроде бы от отца. Все вещи в ней лежали как попало: не то отец собирал кое-как, не то менты очень старательно пытались найти там что-то полезное, но, видимо, не нашли. Зато Артём нашёл сменную одежду — не спать же было ему в школьной рубашке, в самом деле — и тёплые носки. Рядом бросили полотенце и одноразовый набор для чистки зубов. Артём не знал, полагалось ему это как заключенному или расстарался отец. В последнем он откровенно сомневался. Отстаивая своё право жить с отцом, Артём сильно недооценил безразличие того ко всему, кроме азартных игр.
Нет, иногда, конечно, батя вёл себя как батя и мог пожарить яйца со вчерашней картошкой сыну на завтрак перед школой, или поужинать вместе с ним бутербродами за очередным бессмысленным боевичком со Стэтхэмом, или даже на заре лета выехать за город на рыбалку на мелкую горную речушку и вытащить полведра карасей… Но зимой всё чаще пропадал на подработках, чтобы заведомо проигрышно вкинуться в онлайн-казино, потому что в долг ему уже не давали, как и кредиты, впрочем: слишком много и слишком многим он задолжал. А Артем всё чаще уходил домой: ночевать среди упакованных в пыльные коробки вещей, ожидавших продажи квартиры и переезда.
Какая, в конце концов, разница, где ночевать одному?
Даже здесь, в отрыве от всего мира, под потолком на скрипучей кровати, Артёму спалось не лучше и не хуже, чем всегда. Когда они ездили на соревнования в трясущемся холодном плацкарте, не спавший всю ночь Фил завистливо вздыхал по утрам, втихушку от тренера заваривая кофе три в одном, что это суперспособность Артёма — спать в любом месте, в любой позе, при любых обстоятельствах.
Артём поморщился, отгоняя ненужные воспоминания и нырнул в сумку, которую вчера так и недоразобрал. На него вдруг пахнуло поездом. Эта старая сумка с перешитой эмблемой, затёртыми ручками и обломком пластмассового карабина была его дорожной сумкой: она видела и Владивосток, и Хабаровск, и Благовещенск, и поезда, и автобусы, и реки, и море, и спортивный лагерь, и хостел, который выбрал их тренер, и лагерь летний, и квартиру отца, и дом. А теперь ещё и камеру.
Наверное, если представить, что всё это — просто очередное соревнование, очередная поездка дня на три, максимум, на неделю, которая закончится счастливым возвращением домой, станет гораздо легче.
Артём задумчиво пошкрябал ногтем лохмотья на ручке. От собственной наивности стало смешно до першения в горле:
— Соревнования — проверка на силу. А это что? Проверка на вшивость?
Кое-как утолкав школьные вещи, разбросанные вчера, в сумку, Артём спустил её под стол и только теперь заметил на рыжем дощатом полу мятый белый листок. Видимо, вывалился вчера из сумки.
Артёму хватило беглого взгляда, чтобы скомкать листок: это была записка от отца. Артём понятия не имел, что ещё отец мог добавить к тому, что уже сказал в кабинете директора.
Там отец рассказал, как не принимал участия в воспитании Артёма, как всем занималась жена, которая бросила сына полтора года назад. Рассказал, что денег в семье не хватает, поэтому он работает на заводе, а потом — на подработках и поэтому не знает, чем занимается сын (а о ставках на спорт и прочих развлечениях, на которые уходили деньги, он предпочёл умолчать). И глядя в глаза Артёму, собственному сыну, признался, что плохо знает его, что начал замечать, как сын пропадает где-то иногда по ночам, и что всё-таки виноват в том, что случилось с Артёмом.
«Меня не было рядом, — сказал он. — Чтобы остановить».
Артём всё крутил это в голове, и последняя часть предложения ему казалась лишней: отца просто не было рядом.
Артём что-то воображал, убеждал себя, что рыбалка, совместный просмотр фильмов и завтраки за одним столом и в разных экранах — это то же самое, что играть на кухне Ветровых в шахматы с Олегом под ворчание Вари и мурлыканье Яны, колдующей над фирменным тыквенным супом у плиты. Сейчас понимал: нет. И если бы Варю вдруг несправедливо обвинили в чём-то, Олег — Артём не сомневался в этом — поверил бы ей, да даже если бы не поверил — всё равно стал бы защищать, не пустил бы всё на самотёк, не оставил бы её одну, отделавшись короткой запиской на тетрадном листе.
Подопнув воздух, Артём в три широких шага дошёл до санузла. Наощупь хлопнул по выключателю. Грязный свет резанул глаза. Артём рефлекторно поморщился и выбросил чуть влажную бумажку в унитаз. Когда ржавая вода, покружив записку, безвозвратно утянула её в канализацию, Артём подошёл к подошёл к раковине, открыл воду и вгляделся в мутное отражение. Синяк на скуле медленно желтел — значит, у Фила всё-таки получилось сдержаться, иначе синяк становился бы только чернее, — и зудел. С трудом сдержав желание почесать его, Артём неохотно вытащил из надорванной упаковки зубную щётку и выдавил из маленького тюбика зубной пасты горошину. Как в детстве.
Паста была безвкусной, а чистка зубов казалась глупым занятием, но Артём заставлял себя елозить щёткой вверх-вниз по зубам. Хотят его напугать? Подставить? Не дождутся!
Добавить комментарий