Фил плюхнулся на стул и рассеянно хрустнул суставами пальцев.
— Ты хочешь сказать, тип, на тебя никогда не орали из-за сломанной игрушки?
Фил хохотнул, но этот смешок неприятно царапнул горло. Варя, приоткрыв дверцу холодильника, внимательно изучала содержимое полок, из-за этого её голос звучал приглушённо.
— Не орали, но ругали. Особенно когда я специально ломала, — Варя вытащила из холодильника два яблока, сполоснула их. — Сама я не помню, но мама говорила, когда Тёмка у нас оставался, если Лена с ночной выходила, у меня бывало. Могла взять и поломать что-нибудь. Ну там кукле голову снять. А потом пойти к папе и просить починить.
Фил усмехнулся.
— А ещё как-то мне купили прикольного интерактивного щенка. Но я уже постарше была. Но всё равно мелкая. Лет шесть, восемь. — Она поморщилась и протёрла яблоки бумажным полотенцем. — Короче, я знала, как не надо с ним играть, мы с папой вместе инструкцию читали. И всё равно решила поиграть в грумера и помыть его шёрстку. В общем, так вместо интерактивного щенка у меня появилась обычная игрушка. Ещё одного такого же мне покупать не стали.
— Вообще?
— Почему? — Варя катнула к нему яблоко и захрустела своим. — Потом, через год или два на какой-то праздник подарили. Но это была не та же самая игрушка. Зато я поняла: если что-то любишь, надо беречь.
— И при этом вещи — это просто вещи?
Скептически глянув на Варю поверх яблока, Фил побарабанил пальцами по столу. Вместо ответа Варя отставила яблоко и схватила его руку. Подушечка большого пальца пощекотала ещё пульсирующие костяшки, Фила бросило в жар. Он попытался вытянуть руку, но Варя перехватила покрепче и прицокнула языком.
— А вот это… Это уже не “просто”, — покусав губу, пробормотала Варя и посмотрела на Фила. — Давай я хоть перекись принесу? Обработаем?
— Да не надо. Не первый раз. Заживёт, как на собаке, — гоготнул Фил.
Варина хватка ослабла, он поспешил убрать руку и как ни в чём не бывало хлюпнул чаем. Держать лицо становилось всё тяжелее, потому что в ушах шумело, а сердце скакало вверх-вниз и наискосок. Варя молча вернулась к своей тарелке и принялась по-особенному сердито вымакивать похрустывающим кусочком хлеба остатки яичницы и громко закусывать это всё яблоком.
Фил покосился на молочно-белый тюль, с тихим шорохом скользивший по полу. Окно было открыто, шумела улица: скрипели шины, качели, повизгивали дети — в шестом классе им с Артемоном тоже были ни темнота, ни холода нипочём. В комнату просачивался морозный вечер, сгущался сумрак. В окнах домов напротив зажигался свет — вспыхивали оранжевым, жёлтым, даже розовым и больнично-белым прямоугольники окон — а у них горела только лампочка под вытяжкой. Но и этого слабого света хватало, чтобы на стены ложились причудливые тени.
Фил погладил ручку кружки и кинул быстрый взгляд на Варю. Подперев кулаком щёку, она выводила на тёмном экране телефона витиеватые узоры, но вдруг подняла голову и улыбнулась. Фил улыбнулся в ответ.
Это было так нелепо, так глупо: просто смотреть друг на друга и улыбаться — но ничего большего сейчас и не хотелось. На плечи сеткой баскетбольных мячей, стопкой спортивных матов навалилась усталость. В голове стоял белый шум: звуки улицы, собственные мысли и эмоции, непонятные, смутные, горячие, нахлынули одновременно, смешались, и теперь превратились в назойливое жужжание на подсознании — примерно так же, как вечное недовольство родителей пыталось пробиться сквозь выстрелы и музон в наушниках.
Фил смотрел на Варю, улыбался, не думал ни о чём — и из груди, в районе солнечного сплетения, куда так неудачно зарядил наркоша сегодня, по телу разливалось обволакивающее тепло и кожа покрылась мурашками. Но не мерзкими, как от холода или отвращения, а щекотными, мягкими. Филу было так спокойно, что не хотелось больше ничего. Он бы не отказался каждый день вот так сидеть на Вариной кухне, погружённой в сизый сумрак, озарённой лишь светом соседних подъездов и мутно-оранжевой лампочкой вытяжки, смотреть, как изгибаются тени на стенах, ловить Варину улыбку — и никуда больше не бежать, ни с кем не драться, никому ничего не доказывать.
— Фил, как думаешь, мы любим друг друга?
Варин вопрос выстрелом разбил вдребезги и сгущающийся сумрак, и полусонное умиротворение, и нараставшую тишину. Фил едва не поперхнулся чаем.
— Н-не знаю. А ты?
— Так нечестно! — капризно пискнула Варя, но Фил по глазам видел: дурачится. — Я первая спросила.
— Ты ж знаешь: я всегда списываю, — рассмеялся он в ответ. — А к чему вопрос?
— Не знаю, — повела плечом Варя, накручивая на палец прядь волос. — Просто… Ты зачем на нож полез? С кулаками?
— Не знаю. Я как-то… Не думал. Просто надо так было. И всё.
— А пистолет бы был — ты б и на пистолет кинулся?
Фил развёл руками, Варя сокрушённо покачала головой.
— Вы же вроде с Тёмой на борьбу ходили. Разве там бить учат?
— Жизнь учит, — отозвался Фил на автомате, а потом зачем-то добавил: — На борьбе учат падать и реагировать быстро. А вообще я много куда ходил.
— И всё равно дурак, — вздохнула Варя, однако это прозвучало как комплимент. — Нельзя, Фил! Нельзя, понимаешь, бросаться с кулаками на того, у кого пистолет или нож! Пуля быстрее кулака. Нож острее!
— Да знаю я, — скривился Фил. — Я просто… Ну что я мог сделать?
Варя положила подбородок на сложенные руки и глянула на него сквозь мутное стекло пустой кружки.
— Закричать? Позвать на помощь? Пригрозить полицией? Да блин, всё, что угодно. Кроме этого. Ты ведь мог пострадать!
— Ну ничего не случилось же!
— Это пока! — Варя покусала губу и пробормотала: — Мама рассказывала, когда они с папой познакомились, он тоже вот так на кого-то с ножом с кулаками полез. Говорили, чудом выжил.
— Это он так Яну называл? — усмехнулся Фил.
Варя попыталась улыбнуться, но нижняя губа у неё задрожала.
— А я… Я не хочу так, Фил…
— Да так и не будет.
— Я так за тебя испугалась! — надтреснуто просипела Варя и прикрыла глаза.
Фил растерянно взъерошил волосы обеими руками, пытаясь подобрать правильные, рассудительные, успокаивающие слова, какие нашёл бы Артём, — и вдруг понял, что слова не нужны. Он поднялся из-за стола — кружка бряцнула, наехав на тарелку; опрокинулась салфетница и красные салфетки веером разлетелись по столу — и коснулся Вариного плеча.
Варя подняла голову — и тоже без слов встала, чтобы обняться.
На самом деле, она не плакала — не дрожала в его руках, не сглатывала, не всхлипывала, как в школе, как пару часов назад здесь, в арке, — просто сжимала его торс изо всех сил, но сжимала так бережно, как будто это наркоша помял ему рёбра, а вовсе не наоборот.
Добавить комментарий