Что у Вари неприятности, Олег догадался ещё в понедельник, когда она, испуганная, дрожащая, совершенно по-детски повисла на нём, спасаясь от мрачных мужчин в штатском, но промолчал. Промолчал и вечером, когда в майле вместо привычной рекламы банков вдруг всплыли предложение пройти реабилитацию от наркотической зависимости, приглашение на юридическую консультацию и иконка онлайн-платформы психологических консультаций — подумал только, что подобные запросы делать лучше не с домашнего вай-фая, чтобы не рассекретили. Случись что серьёзное, Варя непременно рассказала бы об этом: Олег с Яной делали всё, чтобы дочь могла на них положиться. Но она смотрела кино, спокойно развалившись в кресле-мешке, а наутро и вовсе веселилась, пританцовывала и подпевала колонке не в такт, поэтому Олег решил, что перебдел и Варю просто напугало внимание полиции.
И вдруг нос к носу столкнулся с Филом. Тот вылетел из подъезда, как пробка от шампанского, плечом задел Олега, пересёкся с ним взглядом — и не сказал ничего: ни задушенного «здрасьте», ни испуганного «извините», ни банального «ой». Он отшатнулся, глянул на него широко распахнутыми глазами, полными испуга, и рысью кинулся прочь. Олег придержал дверь. Незамеченный, он наблюдал, как метался из стороны в сторону Фил. Сперва он сверился с телефоном, притормозил у арки, развернулся, вскочил на поребрик, чтобы пропустить въезжающую во двор машину, и помахал Варе на прощание рукой.
Хмыкнув, Олег закрыл дверь и вошёл в подъезд.
В дверях его тоже никто не ждал, хотя обычно Варя от нетерпения притопывала босыми ногами на грязном коврике у порога, а Олег ещё на лестничной клетке между этажами рявкал: «Не стой на холодном!» Сегодня дверь Олег открыл сам, повесил ключ в пустующую ключницу. Варин ключ почему-то валялся на полочке под зеркалом среди флаконов духов, расчёсок и прочей мелочи. Как правило, Варя не бросала вещи где ни попадя и в этом была так не похожа на Яну. Жена могла разбросать по квартире недочитанные книги, записные книжки, украшения, но от этого в квартире становилось только уютнее.
Со вздохом Олег повесил Варин ключ в ключницу, щёлкнул по носу брелок в виде глупого белого котика, стянул ботинки и гаркнул:
— Вар-вар-вар-вар-вара!
В детстве нашкодившая Варя часто пряталась под столом, под кроватью или за диваном, и Олег всегда знал, как её выманить: он рокотал “Вар-вар-вар-вар-вара” и притопывал ногами для пущей убедительности. А когда Варя с развесёлым визгом выбегала из укрытия, Олег перехватывал её и щекотал до бессилия и только потом устраивал притихшую Варю в кресле, сам присаживался на корточки и спокойно объяснял, как делать можно, а как не стоит, чтобы мама бормотала только добрые заклинания и не превращалась в Гингему. Тогда Варя сползала с кресла и шла убирать разбросанные игрушки, вытирать разлитое молоко, подбирать рассыпанные макароны, составлять раскиданные книжки на полку, а весь день гонявшаяся за дочерью Яна прятала усталость на его груди.
К ним много тогда лезли с непрошеными советами — «Девчонка избалованная вырастет!», «Пороть надо, как сидорову козу!», «Да что толку разговаривать? Она ж лялька совсем, всё равно ничего не поймёт», «С детьми, как с щенками, надо: ткнул мордой в лужу один раз — и больше никаких проблем», — но Олегу не хотелось, чтобы дочь, родившаяся на восходе новой эпохи, жила по-старому: испытывала боль, унижения, лишения там, где должна быть в безопасности, связывалась с сомнительными компаниями и искала поддержку вне дома, а домой возвращалась, как в тюрьму, искала себя, глядя на других и забывая о своих собственных желаниях. Олег хотел, чтобы вся жизнь, переступившая границу нового тысячелетия, потекла по-другому, и у него получилось. Он смотрел на сверстников, на их детей, рано повзрослевших, как Артём, или открыто ненавидящих родителей, или совершенно игнорирующих советы старших и шатающихся по дворам, как в девяностые, и укреплялся в мысли, что всё сделал правильно.
Олег повесил зимнее пальто на крючок, стряхнул с воротника холодные капли подтаявших снежинок, и повторил:
— Я сказал: “Вар-вар-вар-вар-вара”!
— Ну па-ап… Я сижу, никого не трогаю, починяю примус.
Варин ленивый голос донёсся из кухни. В золотистой полоске света на полу мелькнула тонкая тень, и сразу зашумела вода, загремела посуда, забулькал чайник — тихий до этого дом ожил, по квартире поплыл сладковатый запах поджаренного лука и помидоров, а в комнатах стало светлее, хотя Олег ещё не прикоснулся к выключателям. Растерев озябшие ладони друг о друга, Олег выложил из кармана пальто брелок сигнализации, проверил состояние машины и, удовлетворённый, нырнул в спальню переодеться.
Янины цветы на подоконнике поникли, не то подмороженные вечно приоткрытым окном, не то опечаленные отъездом хозяйки не меньше Олега. Сменив рубашку и брюки на футболку, подаренную Яной на Новый год, с развалившимся в офисном кресле ленивым недовольным котом и спортивные штаны, Олег через одного полил цветы из стоявшей у батареи бутылки с мутной водой. Фиалка с бархатными листочками, которую Яна спонтанно притащила домой прямо накануне отъезда («Какая-то женщина продавала их прям на морозе у продуктового, — болезненно морщась, рассказывала она, пока пересаживала цветок из стакана из-под сметаны в ярко-розовый горшок за полтора часа до рейса. — Я не могла пройти мимо! Это же фиалка. Она бы умерла!»), приподнялась с земли, и крохотные листочки приветливо покачивались вверх-вниз. Олег скинул её фото Яне. Она тут же прислала сердечко.
В кухне перестала шуметь вода, а из коридора раздался тоненький голосок Вари:
— Па-па! Вы-хо-ди. Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
— Она мне ужин приготовила… — рассмеялся Олег под нос, но Варе крикнул: — Иду, дочь!
Варя, забравшись с ногами на стул, глотала капучино из огромной бледно-зелёной кривоватой чашки с выпуклыми розовыми цветочками, которую слепила недавно на мастер-классе в очередном порыве найти себе хобби, и тыкала пальцем в экран телефона. Однако едва Олег переступил порог кухни, Варя заёрзала и неуклюже натянула конец футболки на коленки.
— Варь, испортишь футболку, — нахмурился Олег.
На столе его уже ждал омлет с луком, колбасой и помидорами. В любимой кружке с надписью “BOSS”, от который вверх поднимался пар, чернел чай с бергамотом. На блюдце рядом разместились два скромных ломтика подсушенного хлеба, а в центре стола совершенно нехудожественно сгрудились тюбики соусов: соевый, сырный, горчица, кетчуп, васаби. На немой вопрос Варя пожала плечами:
— Не знаю, насколько вкусно получилось. На всякий случай вытащила все.
Составив в холодильник все тюбики, кроме кетчупа, Олег наконец уселся за стол и посмотрел на Варю:
— А ты ужинать не собираешься?
— Я уже, — буркнула Варя и перегнулась через стол, чтобы подтянуть к себе пухлый стеклянный чайничек, на стенках которого осели мокрые листочки мяты, смородины и ещё какой-то травы.
— Что ты делаешь?
— Сейчас увидишь.
Варя прислонила телефон к чайничку, сделала пару пассов руками, как будто это помогло бы ему удержаться, и по кухне раздались длинные размеренные гудки.
— Кому звоним? — полюбопытствовал Олег, разламывая омлет на кусочки.
—Маме, — улыбнулась Варя и спрятала ноги под стол.
Несмотря на то что она постаралась сделать это быстро, так что аж звучно стукнулась о столешницу и чай в кружке пошёл кругами, Олег успел различить на Вариных коленках красные пятна свежих синяков. Олег нахмурился: не странно было, что Варя набила синяки (с тех пор, как она вслед за Яной начала регулярно заниматься йогой и пилатесом, они появлялись то там, то здесь), странно было, что она их прятала.
— Варь… — вздохнул Олег, но спросить ничего не успел: Яна подняла трубку.
— Привет, доча! — послышался сбоку её голос, искажённый помехами.
Варя помахала ей рукой и развернула телефон к Олегу:
— А я не одна! Папа уже дома.
— Олег! Привет! Сто лет тебя не видела! — широко улыбнулась Яна, от чего на щеках проступили очаровательные ямочки.
— Всего-то четыре дня.
Добавить комментарий