Олег спрятал усмешку в торопливом глотке чая. Яна закатила глаза, и картинка пропала. Какое-то время слышались шебуршания, умоляющие бормотания в телефон, чертыхания. Варя беззвучно ухахатывалась, прикрывая ладонью рот. Олег пригрозил ей пальцем и полушёпотом заметил:
— Если мы её не видим, это не значит, что она нас — тоже.
— А папа-то прав!
Яна наконец смогла пристроить телефон напротив двуспальной кровати и теперь сидела на белоснежной постели в таком же белоснежном отельном халате. К кровати был приставлен табурет, на котором стояла чашка кофе и большая бумажная тарелка с пирамидкой эклеров, покрытых чёрной, белой, лиловой и розовой глазурью.
— Как хотите, а я буду есть, — заявила Яна и, подцепив верхний эклер с лиловой глазурью, объяснила: — День ужасный. Одна тётка так долго выступала, что у нашей секции времени на кофе-брейк не осталось. Пока нас выпустили, другие, как чайки, всё расхватали. Одни объедки остались. Ни пирожных, ни панкейков. Ни латте с капучино. Один американо в автомате.
— А американо тебе уже и не кофе? — уязвлённо заметил Олег и поднялся заправить тостер.
Каждое утро по пути в администрацию он делал крюк только для того, чтобы заехать в маленькую кофейню напротив площади Юности и, сидя за круглым столом, наблюдать в холодом рассветном сиянии просыпающийся город, пока ему наливали двойной американо в белый стаканчик, на котором чёрным маркером желали хорошего дня.
— Для серьёзных мужчин в пиджаках, обсуждающих стратегию развития города, может быть, и кофе, — парировала Яна, когда Олег вернулся за стол. — А для состоявшихся женщин кофе может быть только латте на миндальном молоке! Хорошо хоть на обед нас отпустили пораньше. Но я шведским столом пользоваться не стала — тут в соседнем доме пекарня с такими пирожными… Ммм…
Яна блаженно закатила глаза и откусила пол-эклера. Крошки посыпались на колени, Варя хихикнула, Яна расхохоталась вслед за ней, а Олег откинулся на спинку стула и, прищурившись, как на солнце, улыбнулся. Яна была невероятно прекрасна в непосредственной небрежности, с которой делала всё — и делала блестяще! Олегу, педантичному, вымуштрованному на идеальный результат, временами не хватало этой Яниной вдохновенной лёгкости. Как сейчас, например: он сидел, слушал вполуха досужую болтовню Яны и Вари о школе, о Яниной группе слушателей, о докладах на секции, иногда кивал, а сам пытался подобрать слова, чтобы расспросить Варю о людях в штатском, о гугл-запросах, о синяках на коленках, о Шаховском, который стал подозрительно часто захаживать, — и не мог решить, что его волнует в первую очередь.
— Так ты ещё не выступила? — разочарованно вздохнула Варя и грохнула кружкой об стол.
Олег вздрогнул, потёр переносицу и тяжело моргнул, пытаясь включиться в разговор.
— Секция по детской психологии завтра, — Яна подцепила уже третий эклер. — Надеюсь, впечатлю их достаточно, чтобы потом повысить квалификацию на детского психолога.
— Мам, а ты станешь доктором наук?
Яна фыркнула и махнула рукой:
— Насмотрелась я тут на докторов наук. Некоторые даже двух слов связать не могут, если не за трибуной. Да и вообще я больше практик, а не теоретик. Вот отец твой больше про подумать. Даже сейчас сидит, шестерёнки крутит.
Варя со смешком поднялась из-за стола. Олег проследил за ногами: синяки ему всё-таки не привиделись. Яна отпила кофе, поставила чашку на блюдце и кивнула:
— Олег, почему не весел, голову повесил? Что кубатуришь?
— Да так, — Олег покосился на Варю, шумно заваривавшую кофе три в одном. — Гадаю, чего это Филипп Андреевич Шаховской уже второй день тут ошивается.
Тостер щёлкнул, поджарив хлеб. Варя перестала звенеть ложечкой, Яна отложила эклер на тарелку и заинтересованно подняла брови, Олег постарался придать лицу самый суровый вид. Вместе они посмотрели на Варю. Она, подозрительно притихшая, поставила перед Олегом блюдце с хлебом, вернулась на стул и забормотала:
— Пап, мам, я хотела сказать, но… — обняв ладонями кружку, Варя взглянула на Олега самым виноватым взглядом, какой имелся в её арсенале. — В общем, я не знаю, как сказать. Короче, мы это… Встречаемся.
— Я знала! — торжествующе воскликнула Яна и с нескрываемым злорадством погрозила Олегу пальцем: — Я говорила, а ты мне не верил.
— Ну почему не верил? — почесал Олег подбородок. — Просто думал, что они для начала школу закончат.
Варя шумно прихлебнула кофе и завертела головой.
— Погодите. Погодите-погодите. Вы… Знали?
— Знали, конечно, — без раздумий отозвалась Яна.
— Скорее догадывались, — уклончиво поправил Олег.
— Варь, понимаешь, когда между людьми искры летят, когда они испытывают друг к другу взаимную симпатию, это очевидно. С тех пор, как Тёмка тебя с Филом познакомил, ты ведь только о нём и говорила.
— Да неправда! — Щёки и кончик носа у Вари порозовели. — Он мне даже не нравился! Вёл себя всё время как дурак!
— Конечно, — кивнула Яна и, отряхнув руки от крошек, тоже обхватила ладонями кружку. — И бесил тебя он именно поэтому: на фоне гормональной перестройки организма ты испытала новые для себя чувства и, не имея опыта проживания подобных эмоций и чувств, пыталась их прожить… Вот так. Говорят же, от ненависти до любви один шаг, но не потому что так легко полюбить того, кого ненавидишь, а потому что спутать легко. В этой коробочке, — Яна постучала пальцем по виску и мягко улыбнулась, — всё упаковано тесно, и кто-то считает, что центры, которые отвечают за чувство любви и чувство ненависти находятся близко, а сами эти чувства работают по одному механизму, поэтому их легко спутать.
— То есть… Это любовь? — тихо спросила Варя, в голосе дрогнула надежда.
Добавить комментарий