Варя поторопилась выскочить на лестничную клетку, пока сердце на прорвалось сквозь рёбра, а она не взорвалась, как газировка, в которую добавили «Ментос», от бурлящего переизбытка чувств. Не чувствуя земли под ногами, Варя слетала по лестнице легко, через ступеньку. Каблучки сапог отстукивали ритм незатейливой песенки, крутившейся в голове и на языке.
На пролёте третьего этажа Варя притормозила — кто-то на втором этаже грохнул дверью, и полоска больнично-белого света ковром расстелилась по лестницам — и выдохнула. Послышались шаркающие шаги и задиристое тявканье: дед Стёпа, хозяин серой полулегендарной «Волги» и смешного задиристого чихуахуа, вывел его на прогулку. В густом молчании подъезда тонуло цоканье коготков чихуахуа. Маленькое чёрное пятнышко иногда останавливалось, сверкало чёрными круглыми глазками, но, не замечая её, а только чувствуя, тревожно повизгивало в пустоту.
Варя перегнулась через перила. В сознание закрались неприятные предположения: вдруг с Филом у них ничего нет и не было, кроме случайного всплеска гормонов — всё из-за тех пакетиков и нервотрёпки с Артёмом! Лязгнула подъездная дверь, чихуахуа обиженно заскулил, дед Стёпа глухо рявкнул на него, и коготки застучали где-то далеко. Дверь с протяжным скрежещущим стоном захлопнулась. Варя заправила короткие пряди за уши и пожала плечами: в конце концов, пока она не увидит Фила, не сможет сказать наверняка.
Варя выскочила на улицу и тут же ощутила дежавю. Фил почти так же, как Артём, неслышно отделился от фонарного столба, пугая её перехрустом снежинок под ногами. Окутанный клубом мутного дыма, Фил приблизился к ней. В полумраке падающей звездой спланировала в сугроб сигарета. Варя передёрнула плечами от колючего ветра и подняла голову.
В оранжевом кухонном окне чернела прямоугольная фигура отца. И хотя стояла Варя в темноте подъезда, слабо освещённая, хотя была уверена, что из окна её место было слепой зоной, показалось, что папа сверлил Фила внимательным, угрожающим взглядом. Зябко переступив с ноги на ногу, Варя поправила варежки и усмехнулась уголком губ:
— Добренькое утро! Тебе привет от папы.
Заспанные, чуть прикрытые глаза Фила разом раскрылись. Голубоватые белки сверкнули в полумраке, он отступил на пару шагов:
— Привет… Мне? От О-Олега Николаевича?
— Да-да, — закатила глаза Варя. — Тебе привет от самого мэра!
— Я просто… Не ожидал… — Фил надвинул тёмно-синюю шапку на самые брови и, стрельнув взглядом по сторонам, понизил голос до заговорщицкого полушёпота: — Скажи честно, он за нами следит?
Варя прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, но всё-таки не сумела сдержаться. Несолидно фыркнув, она коротко сжала руку Фила и потащила его за собой:
— Да. Так что нам стоит поторопиться в школу.
Хриплый хохот Фила эхом прокатился по окнам двора, ему отозвался писклявым тяфканьем из сугроба на месте клумбы чихуахуа. Спиной Варя чувствовала внимательный отцовский взгляд — и он ложился на плечи мягким плюшевым пледом.
Отпустила она Фила под аркой и, смутившись, спрятала руки в карманы.
Что с Артёмом, что с Филом, они шли до школы одной дорогой: те же ледяные накаты, мерцающие жёлто-оранжевым придорожные фонари, пугающие тёмные силуэты бродячих собак, беззвучно и стремительно рассекавших сугробы. Тот же маршрут, которым она ходила одиннадцатый год: с мамой, с папой, с Артёмом. Но с Филом он казался совсем другим. Не было запахов выхлопа и невывезенных помоек — пахло морозцем, хвоей и чем-то перечным. Не выли в драках собаки, не ругались под нос дворники, со скрипом соскребая с асфальта белую наледь — чирикали ранние птахи, не то нахохлившиеся воробьи, не то свиристели, догола объедавшие яблони-дички, задорно скрипели шины, ломая лучи снежинок, как в детской аудиосказке. Обычно долгая, утомительная дорога, теперь пролетала незаметно и быстро.
Болталось тоже по-другому. Артёма Варя знала с детства: когда всё детство сидите на соседних горшках, очень сложно потом отпустить комментарий, который по-настоящему уязвит и обидит, так что они говорили друг другу, что вздумается, и вместе смеялись над этим. С Филом всё было тяжелее: он был рукописью Войнича, кодом да Винчи, шифром древней цивилизации — открытым, красивым, но так и неразгаданным.
Варе показалось, вчера он ненадолго обнажил себя настоящего: она уловила опущенные уголки губ, проблески слёз в глазах и кровь на костяшках пальцев, которые ещё с утра были запечатаны корочками, — всё то, что он так старательно скрывал за маской веселья, глупости, дурости. Но ей бы очень хотелось увидеть больше.
Однако Фил продолжал, как ни в чём не бывало, притворяться шутом, как в старой песне, и делился забавными историями из жизни. Варя слушала очень внимательно. Не только потому что ей хотелось снова приподнять маску, теперь вполне осязаемую, но и потому что она надеялась между строк услышать ответ или хотя бы подсказку: чем для Фила были вчерашний поцелуй, пицца, кино? Случайностью, глупостью, ошибкой, началом чего-то большего?
Не находила ответа.
— Я в началке был местным авторитетом, — шагая спиной вперёд, хвастался Фил. — В моих закромах всегда были «Черепашки-ниндзя», но я любил обменивать карточки «Винкс»: за мной все девчонки бегали!
Варя расхохоталась:
— За мной тоже бегали. Мальчишки.
— И не сомневался…
Фил хмыкнул вполголоса, и в его усмешке промелькнуло жгуче-колкое тепло, вчера пришившее их друг к другу — то самое, которого Варя так долго, утомительно ждала всю дорогу. Значит, ей не показалось, значит, всё было в самом деле — значит, она не ошиблась, когда, забыв обо всём, потянулась навстречу его губам и позволила себе чувствовать. Его нежность, его близость — своё сердцебиение.
— У меня просто карточек «Черепашек-ниндзя» больше было, — закатила она глаза. — А не то, что ты там себе выдумал!
— А чего сразу выдумал? Мне Артемон про тебя рассказывал!
Фил поддел носком рыжего ботинка ледышку. С грустным «дзинь!» она раскололась надвое о торчащий из-под сугроба поребрик. Варя покусала губу и вздохнула. Воздуха не хватило: холодный и влажный, он заставил лёгкие скукожиться и сделать вдох ртом. Кончик носа онемел, а внутри заплясали ледяные иголки. На глаза навернулись слёзы. Варя рассерженно растёрла кончик носа варежкой, отстав от Фила на пару шагов.
Он заметил её пропажу сразу же — Артём иногда уходил вперёд, продолжая невозмутимо разговаривать с Варей, когда она присаживалась завязать шнурок, а потом со смехом возвращался и протягивал руку, помогая подняться. Фил руку не протянул — по-свойски схватил Варино запястье и оттащил от носа.
— Ты что делаешь?
— Холодно, — проскулила Варя и дёрнула носом, горящим от прикосновение варежек, но всё ещё бесчувственным.
— Так нельзя же растирать — сотрёшь в порошок, — усмехнулся Фил. — Будешь Волан-де-Морт, Воланом-де-Мортом, Волан-де-Мортом… Кто вообще придумал такое дурацкое имя?
Варя хихикнула и шевельнула запястьем, предлагая Филу её отпустить. Фил не отпустил. Мягко потянул запястье на себя, и Варя шагнула к нему практически вплотную. До рассвета оставались считанные минуты. Небо прозрачневело, теряло авантюриновую тяжесть и насыщенность. Мутное, бело-голубое, рассечённое жёлтыми просветами, оно было похоже на Варины летние серьги, из аквамарина, и на глаза Фила. Алыми комками стелился по нему дым, закрывая поднимающийся бесцветный тусклый шар зимнего солнца.
Добавить комментарий