Фил проветрился и заметно повеселел. На носу и щеках у него горели пятна розового здорового румянца, а глаза сверкали ярче снега под солнцем. Варя вжалась в перила и вкратце пересказала диалог с Виктором в столовой. Мимо проносились чёрные, синие, чёрно-белые платья, юбки, брюки, а Варя то сдвигала, то раздвигала носки балеток: бантики на них едва держались. Из груди прорвался протяжный трагический вздох.
— Теперь понятно, почему волк в цирке не выступает. Потому что он одиночка!
Варя лишь клацнула зубами:
— Бесят.
— Да забей!
Фил встал рядом, сложив руки под грудью, и исподлобья глянул на одноклассников, поднимающихся на физику. Миха попытался сострить, но чуть съёжился под взглядом Фила и поторопился затесаться между Игорёшей и Костяном. Когда их спины показались на лестничном пролёте, Варя скривилась, не скрывая неприязни:
— Они же смотрят, что-то думают, шутят.
— Ну и пусть. Хочешь, я тебя прям здесь и сейчас поцелую?
— С ума сошёл? Мы же в школе.
— И что?
Сердце мелко и часто загрохотало, подпрыгивая до самого горла. По ногам прокатилась горячая дрожь. Варя ущипнула бедро. Держать себя в руках, когда то, о чём думала с опаской, с осторожностью, несмело и робко, практически год, стало реальным, оказалось гораздо сложнее. Гулко сглотнув, Варя облизнула губу и упрямо мотнула головой:
— Сейчас ты меня поцелуешь, а потом нас обоих поцелует директор.
— Что-что? Дементор? — расхохотался Фил и приобнял Варю за талию. — Ладно. Ну если это тебя расстраивает, хочешь, я им… Морды набью?
— Зачем? — едва улыбнулась она, заправляя за ухо прядь.
Фил пошкрёб шрам на скуле и пожал плечами:
— Не знаю. Не хочу, чтобы ты расстраивалась.
В его кристально чистых, кристально честных глазах было видно — набьёт. Потому что защищать по-другому не умеет. Стоит ей сказать слово, и он действительно пойдёт яростно сбивать костяшки в кровь, бить любого, кто обидит её, кто плохо скажет о ней или об Артёме. Фил промолчит, стерпит, увернётся, если будут нападать на него, как часто отмалчивался на уроках, игнорировал упрёки учителей, как первое время поскрипывал зубами на приставания пацанов, уже узнавших историю, из-за которой его попёрли из лицей. Но Фил не сдержится, если кто-то тронет их с Артёмом, потому что они — нечто большее. Кусочек души, вшитый в душу так искусно, что шва уже и не различить.
— Не надо, Фил. Хватит мне и Артёма… В полиции.
Рука Фила чуть крепче сжалась на талии. Варя кончиками пальцев погладила костяшки другой руки, очертила круг вокруг шарика шрама и вздохнула:
— Ладно. Пошли. На физику.
Фил уныло угукнул.
Физика никогда не была особенно увлекательным предметом — непонятные буквы, непонятные формулы и закономерности, возникающие, кажется, только лишь потому что один учёный когда-то так сказал и потом это вынесли в синюю рамку в учебнике, — но в последнее время сидеть на ней становилось совсем невмоготу. Мало того, что физичка давала в качестве домашних задания, разработанные ею самостоятельно, на которые в интернете нельзя было найти ответов, так ещё и на уроках сидела и проверяла тетради младших классов. А для них на белой доске, давно превратившейся из интерактивной в маркерную, старый проектор показывал засвеченные фильмы про различные физические явления.
Сегодня диктор вещал про чёрные дыры. За стеклянными окнами, затянутыми со стороны улицы мутной плёнкой, покачивались размытые, как в тумане, тёмно-коричневые верхушки деревьев. Фил, перебравший не то с кислородом, не то с пирожками, не то просто плохо спавший, широко зевнул, сделал себе из их с Варей тетрадок импровизированную подушку и теперь лежал на парте, уткнувшись в неё лбом. Машка кому-то лихорадочно настрачивала сообщения: видимо, сеанс ролевой игры продолжался. Виктор под партой листал желтоватые страницы задачника ЕГЭ. Алиса с Верой за партой через ряд, разделив на двоих одну пару наушников, смотрели какой-то азиатский сериал. А Варя рисовала в блокнотике с заметками звёздочки и сердечки, подперев щёку кулаком и изредка косясь на телефон.
Илья Муромцев, зараза, молчал.
Вихрем ворвавшаяся в кабинет Янина Сергеевна сдёрнула белое безмолвие с класса. Задремавшие тут же проснулись, а остальные подняли головы и тяжело моргнули, возвращаясь в школьную реальность.
На лице Янины Сергеевны не было заметно ни следа переживаний об Артёме: ни припухших век, ни синяков под глазами, ни небрежности в причёске. Варя осуждающе глянула на неё исподлобья и демонстративно опустила взгляд.
Янина Сергеевна говорила строго-настрого приказала всем на шестом уроке собраться в её кабинете по форс-мажорному поводу, связанному не то с Выпускным, не то с Последним звонком. Кто-то устало застонал, кто-то попытался прикрыться тяжёлым словом «репетитор» — впустую. Они были первым выпуском Янины Сергеевны, и она хотела, чтобы всё прошло лучше, чем блестяще.
Варя сердито заштриховала кривую кошачью лапку. Едва за Яниной Сергеевной захлопнулась дверь, Фил болезненно застонал, что никогда в жизни не станет больше кривляться на импровизированной сцене перед толпой родителей. Варя пожала плечами. Папа вряд ли посетит Последний звонок, будучи главой города, хотя, конечно, постарается. Мама придёт, будет любоваться и восхищаться искренне и громко, как всегда. Почему бы не доставить ей удовольствие? Другое дело, что ни у кого не возникло вопроса, о каком празднике может идти речь, когда командира класса забрала полиция… Какой вообще может быть праздник без Артёма?
Добавить комментарий