Светлана Михайловна, насев на Муромцева (второго лучшего ученика в классе!), видимо, не планировала переключаться на кого-то ещё. Разумеется, новенький был лучшим примером, лучшей жертвой — ну и что, что он один вместе с Аликой тянул всю успеваемость! Она начала перечислять все его незначительные грешки, пытаясь как-то связать с матерью.
— Из парней, выращенных одной матерью, как правило, получается непонятно что, — вдруг сказала Светлана Михайловна. — У меня был ученик. Мать его баловала, во всём ему потакала, а он оказался… Кхм… Нетрадиционной ориентации. Вот вам и результат!
Илья закатил глаза и повернулся к Алике, обхватив ладонью лоб. Она лаконично приставила к виску пистолет из пальцев. Оба уже предвкушали новую волну оскорблений, готовую опрокинуться на Илью, воспитываемого одной матерью.
Светлана Михайловна, тем временем, ушла от Муромцевых и стала песочить все неполные семьи. Глубоко верующая в бога и коммунизм, Светлана Михайловна искренне считала, что разводы — это грех и только неблагополучные и глуповатые люди не могут сохранить семью.
В груди Алики жгуче зацарапалась злоба. Её семья не была неблагополучной, а мама не была глуповатой — но её родители полгода орали друг на друга на кухне, так что было слышно даже из-за разбухшей двери ванной, но от её отца пьяно пахло слишком пряными для мамы духами, но её мама в зелёной школьной тетрадке аккуратными круглыми цифрами подсчитывала за траты и по ночам тихо плакала в соседней комнате, думая, что Алика не слышит. Её семья была обычной семьёй с обычным мужчиной, случайно ставшим её отцом, однако Светлана Михайловна глядела на неё с презрением, когда Алике нужно было отпроситься на один день в суд.
На бракоразводный процесс.
К горлу подступил тошнотный ком, верхняя губа часто-часто запульсировала — с того проклятого ноября. Алика зажмурилась, прогоняя наваждение и назойливые мысли. А когда распахнула глаза, с неожиданной для себя резкостью выдохнула:
— Светлана Михайловна, извините, но это авторитетными людьми доказано, про неполные семьи? Или как?
— Мельникова! — задохнулась негодованием Светлана Михайловна. — Браки заключаются на небесах! Вспомните, мы с вами читали повесть про Петра и Февронью Муромских.
Кто-то хихикнул.
— А мы не проходили! Мы готовились к Дню матери. Песни пели про маму! На литературе!
— Я классный руководитель, — приподняла брови Светлана Михайловна, — и распоряжаюсь уроком на своё усмотрение. А тебе, Саша, следовало бы лучше слушать.
Алика три года терпела: терпела глупость, неорганизованность — терпела преобладание воспитательных мероприятий над уроками, ради которых, собственно, она и ходила в школу — но больше не было сил. Этот год опрокинулся на неё новеньким, Ильёй Муромцевым, к которому она совершенно странным образом привязалась, родительским разводом, грядущим переездом — и Алике до зуда в горле хотелось орать. Но вместо этого она скрипнула зубами и просипела:
— Я Алика!
В классе повисла оглушительная тишина. Жадные взгляды одноклассников откликались холодными мурашками вдоль позвоночника и клокочущей дрожью во всём теле.
— По тебе заметно отсутствие отцовской руки, Алика, — презрительно сощурилась Светлана Михайловна. — Не знаю, что там за гордость такая, но… Такую девчонку без отца оставлять — неизвестно что вырастет.
Алике показалось, она больна: тело прошиб озноб, кабинет подёрнулся мутной туманной пеленой, в ушах загудело, верхняя губа стала горячей от пульсации. Ничего не слыша толком, Алика грохотнула стулом, схватила подмышку всё, что лежало на парте, и подобрала с пола рюкзак. Глухой стук новых каблуков по мятому линолеуму звучал, как метроном.
— Мельникова! С тобой будет отдельный разговор! — поймала её у двери угроза Светланы Михайловны.
— Не будет, — вполголоса усмехнулась Алика и грохнула дверью кабинета.
Находиться там она больше не могла.
Добавить комментарий