Серж посмотрел на Алику, глянул на Илью, который уже успел приподняться, подманил своих миньонов пальцем и ухмыльнулся:
— Ладно. Правда. Хватит с него. На сегодня. На завтра ничего не останется.
Низенькая девчонка за его плечом тоненько захихикала в воротник куртке — и вдруг замолчала. Оглушительный хлопок пулевым выстрелом пробил плотный обеззвученный воздух. Девчонка тихо икнула.
Илья похолодел и, кажется, даже перестал дышать.
Серж ударил Алику.
Алика не шевельнулась, даже не потянулась к щеке, хотя голова её дёрнулась. И вслед за этим в груди Ильи полыхнуло неудержимое пламя, от него зашумело в ушах, зазудели от жара щёки, сжались в кулаки пальцы, обмороженные, почти обездвиженные после валяния в снегу.
Он знал это чувство в лицо: горячая ненависть лилась из него, когда тот, кто указан в свидетельстве о рождении, тот, чьё имя следует за его собственным, бил маму, угрожал ей, пытался преследовать — до тех пор, пока тот не пошёл под суд. После судебного заседания, после переезда она наконец утихла.
И вот сейчас — вернулась. Кроме того, кого в его жизни больше не было, Илья ещё никого и никогда так не ненавидел, а сейчас возненавидел Сержа.
Тот брезгливо отёр руку о штанину и сплюнул в снег:
— Знай своё место, женщина.
Алика промолчала. Только сильнее вдавила в притоптанную дорожку каблук. А когда Серж со своими миньонами отошли шагов на десять, опустилась рядом с Ильёй на колени.
— Ты как?
Всегда идеально собранная и безукоризненно невозмутимая, сейчас Алика была ближе, чем когда-либо. Её пальцы меленько тряслись, когда она придерживала его за локоть, помогая приподняться. Из-под шапки выбились пряди в разные стороны. Глаза блестели не то под солнцем, не то от слёз, а одна щека алела от громкого, жестокого удара.
Илья поморщился и с глупой улыбкой приложил к щеке Алики горсть снега:
— Так получше будет, — прохрипел он и туго сглотнул.
— Ты по уши в снегу. Тебе от этого легче? — грустно улыбнулась Алика.
Илья неопределённо повёл бровями. По грудине расползалась тягучая, вязкая боль: родившаяся подмышкой справа, она слой за слоем оплетала торс, сдавливала лёгкие — но могло быть и хуже, если бы не Алика.
Алика накрыла ладонью его запястье, и на мгновение Илье показалось, что он перешёл черту, но Алика вдруг погладила его пальцы и прижала плотнее к щеке. Её ресницы дрогнули, и с них всё-таки сорвалась крупная мутная капля — Алика поспешно отёрла глаз кулаком. На щеке остался длинный грустный чёрный след, и Илья с трудом подавил желание смахнуть его.
Он успел заметить, что Алика не любит лишних прикосновений: подныривает под рукой учительницы, которая стоит у первой парты и ищет, кого бы погладить по голове; мгновенно отдёргивает руку от тетради, когда даёт кому-то списать; держится в стороне от коллективных обнимашек, которыми девчонки поздравляют друг друга с днём рождения, — и даже на награждениях отступает от директора на полшага.
Но сейчас Алика держала его руку у своей щеки — и Илье казалось, что боль исчезала и что шайка Сержа, ещё оглядывавшаяся и гоготом распугавшая ворон, пристроившихся на голых тонких ветках пришкольных берёз, уходила не на сегодня, а навсегда. Илья попытался подняться — но тут же осел в снег и закашлялся. От кашля боль снова стрельнула в правом боку.
— Ты как? — нахмурилась Алика.
— Жить буду, — прокряхтел Илья и попытался смахнуть навернувшиеся на глаза слёзы, чтобы Алика не заметила. — Я… Привык.
— Давно они тебя?
Илья отмолчался. Снял шапку, стряхнул с неё комья снега и пятернёй зачесал помятые влажные кудри. Лицо Алики оледенело, тонкие пальцы вцепились в запястье, и она повторила совершенно другим голосом, которому невозможно было не подчиниться:
— Илья! Давно это происходит?
Добавить комментарий