— И вы в этом живёте? — Виктория Сергеевна распустила хвостик, взъерошила волосы и покачала головой. — Как?.. Почему?.. Почему никуда? Никому? Это же уголовщина чистой воды! Куда смотрит ПДН? Куда родители смотрят, в конце концов?
— А кто? — Алика кисло усмехнулась. — Дети боятся, а родители дальше собственного носа ничего не видят. Ребёнок приносит четвёрки-пятёрки — значит, жизнь в школе проходит успешно. А то, что у ребёнка потом психотравма на всю жизнь — не их проблемы.
Виктория Сергеевна помассировала переносицу:
— Чёрт, я думала, это только в книжках осталось. «Чучело», там. Чёрт… И ты… Ты так спокойно об этом говоришь!
— Привыкла, наверное, — Алика отложила подушку в сторону, развернулась лицом к Виктории Сергеевне и спустила ноги на пол; от щиколотки к колену поползла длинная стрелка. — Блин, не в чём завтра на сцену выйти будет. Это мои единственные чёрные колготки.
— Свои дам, — не задумываясь, как будто они были сёстрами или лучшими подругами и каждый день обменивались вещами, ободряюще улыбнулась Виктория Сергеевна и добавила: — У меня новые, не переживай. Соседка по комнате мне бросила в чемодан, типа, вдруг случай выдастся. А я всё равно только в джинсах хожу. А вещи лежать не должны.
— Спасибо, — дёрнула уголком губы Алика и расслабленно покачала ногами. — Илья, кстати, тоже победил.
— Да?
— Ага, он в этом году победитель по праву. До этого всё призёром был. Может, на всерос поедет.
— Победители же всегда ездят.
Алика помотала головой:
— Не. Там министерство решает, кого отправлять. Ну и минимальный балл для поездки на всерос вроде как есть какой-то. Я два раза побеждала, но ещё ни разу не ездила.
— А Илья?
— Чёрт его знает. То есть… Он тоже не ездил, — Алика нахмурилась и вцепилась в корпус кровати. — Он предатель и манипулятор. Типичный треугольник Карпмана: жертва превращается в тирана. Его сначала в классе гнобили, избивали… Он совсем один был, но он был таким… Другим каким-то, что ли. Не такой, как остальные дебилы. Не знаю сама, что в нём нашла, но мы с ним… Заобщались.
— И на тебя никто не нападал за то, что ты с ним дружишь? — вскинула бровь Виктория Сергеевна.
— Мы не дружили, — отрезала Алика. — Нет. А за что нападать-то? Я всегда сама по себе — и всех это устраивало.
— Странно, — Виктория Сергеевна снова завязала волосы в низкий хвостик и нахмурилась. — В такой ситуации, которую ты мне описала, всем вообще всё равно, по себе ты или нет. Или с ними — или против них. А ты откровенно выступала против них, общаясь с тем, кого они гнобили. И при этом тебя буллинг обошёл стороной?
— Я потом узнала, почему. Это всё он.
— Он запретил нападать на тебя? Тогда я совсем ничего не понимаю.
— Нет! Наоборот. Это всё было, только чтобы я с ним стала общаться. Он вообще хотел, чтобы мы встречались… И всё такое.
— Это он тебе сказал?
Алика мотнула головой и опустила взгляд на пол. Вспоминать тот день, когда всё, что она думала об Илье, лопнуло разом, как раздутый до предела воздушный шарик, было неприятно. Она заново проживала и этот разговор с Сержем (и ей даже чудился этот мерзкий горький запах сигарет), и его руки, прижимающие её к стене, и Илью, пролетевшего мимо неё к Сержу, и Фила, влетающего в их диалог с кулаками.
Алику мелко потряхивало, она вцепилась пальцами в колени и, ни на секунду не отводя взгляд от Виктории Сергеевны, рассказала ей обо всём. О том, как им с Ильей было весело и хорошо вместе, о том, как он вдруг стал отдаляться, вести какие-то мерзкие дела с этим Сержем, с этой бандой, о том, как потом Серж рассказал ей обо всём, о том, как Илья вместо того, чтобы взять и увезти её из-под носа Сержа, взял и отвёл его в сторону, о том, как за неё заступился совершенно чужой ей человек.
Добавить комментарий