Прислонившись затылком к шершавой стене, сквозь потяжелевшие от водостойкой туши ресницы Алика наблюдала за утопающим в кислотно-розовых, неоново-лиловых пятнах залом. Одноклассники сгрудились в центре и протягивали руки навстречу отблескам диско-шара, двигаясь странно, забавно, причудливо — в такт сменяемой диджеем безыскусной музыке.
Пока большинство выпускников города ожидали рассвета новой жизни в звуках организованного администрацией города концерта с песнями и плясками ансамблей художественной самодеятельности, в запахах жирных пирожков с яблоками, невесомых канапе с рыбой и под бдительными очами завучей, классух и полицейских, вместе с ними запертых в театре драмы, родители её одноклассников устроили своим ненаглядным деткам выпускной в духе подростковых сериалов с канала «Дисней». Поэтому теперь плиточный пол был усыпан серебристыми конфетти и разноцветным серпантином, костюмы и платья пахли фруктовым пуншем, который опрокинули в первые же минуты застолья, а девочки сменили бальные платья на коктейльные, каблуки — на кроссовки и балетки и увлекали друг друга и мальчиков, сбросивших пиджаки и галстуки, в танцы.
Алику не вальсировал никто.
Красный аттестат и золотую медаль — очередные безделушки на провисшую полку запылившихся наград — увезла домой в сумке мама, а трепет первого прикосновения, жгучего пьянящего торжества успеха прошёл. Осталась пустота, неприятное ледяное жжение в груди, когда взгляд выхватил в толпе трущегося около неё вечно дружелюбного Костика, который кружил в танце Иринку.
Алика переступила с ноги на ногу и сложила руки под грудью. На собственном Выпускном ей нечего было делать, её никто не ждал. Алика и сама не знала, зачем поддалась на мамины уговоры: она говорила, выпускной бывает раз в жизни и что Алика пожалеет, если пропустит такое веселье.
Пока Алика жалела лишь о том, что пришла. Ей на этой вечеринке места не было.
— Празднуешь? — в полутора шагах от Алики — на грани её комфорта — вдруг возник Илья Муромцев с неизменно обаятельной полуулыбкой.
Алика вздрогнула: Илья Муромцев — последний, кого она ожидала увидеть в этом тёмном углу. Теперь никто и не стал бы вспоминать, что он когда-то был здесь новеньким, “мусорским сыном”, когда-то униженным и избитым — все смотрели на него с восхищением как на перспективного адвоката, обеспеченного парня, у которого в восемнадцать лет появилась своя машина, а ещё — чертовски красивого в этом костюме цвета бордо. Ему бы танцевать в самом центре зала и смеяться над тем, как дерутся за возможность покружиться с ним в медляке одноклассницы, а не стоять напротив неё рядом с приоткрытой дверью в тёмный тихий коридор.
У Ильи получилось стать своим среди чужих — Алика не собиралась сейчас пытаться снова стать своей среди своих. Поэтому она кинула на него исподлобья ледяной взгляд:
— Ты заблудился?
— Нет, — невозмутимо качнул головой Илья. — Искал тебя, чтобы сказать: ты сегодня просто роскошна.
— Ты всем уже это сказал? — вскинула бровь Алика.
Она бы очень хотела ответить «спасибо» или «я знаю» — потому что действительно долго выбирала и это платье с чёрным корсетным верхом, и эти удобные глянцевые лодочки, и диадему, чтобы не была похожа ни на какую другую, — но приближение Ильи, как всегда, перевернуло всё нутро до слабости в коленях, до румянца на щеках, и Алика не знала другого способа с этим справиться.
Резкостью Алика смогла спугнуть сковавшую всё тело робость, но не Илью. Он прищурился и мягко расхохотался:
— Не переживай. Никому. Потому что никому, кроме тебя, и не собирался. Сама посмотри. Ты шикарней всех.
Алика скептически хмыкнула. Костик сказал это Алике первым: подлетел, как только она появилась на площади под руку с мамой, облобызал комплиментами и, увидев улыбки на их лицах, с чувством выполненного долга подлетел к Руслане, чтобы сообщить ей, а потом и всем остальным одноклассницам, что каждая из них абсолютно уникальна и прекрасна под стать празднику. Илья, кажется, и вправду не говорил никому: во всяком случае, Алика готова была в это поверить.
— Почему не танцуешь?
— Не умею, — не задумываясь, буркнула Алика.
Брови Ильи высоко поднялись. Алика закатила глаза.
Глупо было полагать, что он, два года бойкота бережно хранивший в памяти все её фразочки, все её привычки, за месяц забудет их вальс на Последнем звонке.
Спонтанный, неотрепетированный, тот вальс переполнил их чувством полёта, вытащил их на сцену и перечеркнул все старания Иринки: одноклассники, выдрессированные, сосредоточенные на подсчёте шагов и правильности поддержки, казались чёрно-белым фоном для них с Ильёй. Алика знала это наверняка, потому что Иринка была так расстроена, что даже отказалась есть торт, который для их класса испекла её мать.
Сейчас с таким же серьёзным лицом, как на Последнем звонке, Иринку пытался вальсировать Гарик, а Костик уже переключился на Аннушку. Проследив за взглядом Алики, Илья усмехнулся:
— Я боялся, ты скажешь, что не хочешь. Тогда я обречён. Пойдём?
Его сухие тёплые пальцы едва коснулись запястья — прикосновение обожгло. По коже пронеслись мурашки, вспыхнули щёки, запульсировал болезненно уголок губы, задрожали пальцы, Алика замерла на мгновение, но тут Никич басом гаркнул на весь зал:
— Девочки-мальчики, танцуем. Медлячо-ок!
Зал на мгновение стих — диджей пытался найти в плейлисте песню на медленный танец, — и тут же наполнился гомоном. Девочки наперебой утягивали мальчиков в танцы: остаться без пары никто не хотел.
Добавить комментарий