В последний раз Илья видел хату такой, когда только въехал. Эрику тогда достались недобросовестные жильцы, сполна воспользовавшиеся дистанционным заселением, и за одну ночь перевернули квартиру так, что даже удержанный залог в пять тысяч не особенно исправил ситуацию. Илья потом ещё три месяца выгребал из-под диванов и шкафов крошки чипсов, картошки фри, фастфуда, выводил с ковра кроваво-рыжие пятна (он надеялся, что это вино), выметал из-под ванной чьи-то резинки, заколки, презики…
Поэтому когда в коридор пролетела пара книжек и с грохотом распласталась на полу, Илья вдавил поршень фрэнч-пресса на полную и прикрикнул:
— Квартиру мне не разгроми!
Голос срывался.
— Помолчал бы! — крикнула в ответ Софа, и из бывшей кладовой, где теперь стояла кровать и шкаф для разных мелочей, послышался грохот, а потом Сонины маты.
Она проклинала вещи Ильи, квартиру Ильи, телефон Ильи, одержимость Ильи, попеременно шмыгая опухшим от слёз носом. Илья молча открыл холодильник, подчерпнул из маленькой баночки вязкий текучий мёд и опустил ложечку в дымящийся чай. Надвигавшаяся со стороны набережной грузная тяжёлая туча доползла наконец до их двора и перекрыла солнце. Плясавшие на серебристой поверхности холодильника золотистые блики исчезли.
— Да где, блин, моя плойка? — взвыла Софа.
Илья не ответил, только методично помешал ложечкой чай.
Поначалу он пытался отвечать, пытался помогать, но в ответ получил лишь упрёки, толчки и просьбы скрыться с глаз. Как это сделать в студии Илья не знал, поэтому предпочёл притворяться, что не существует, призраком перемещаясь по выученному маршруту.
Облизнув напоследок ложечку, Илья закинул её в раковину, полную грязной посуды: Софа, конечно, не собиралась притронуться к ней даже напоследок, хотя сама вчера перепачкала половину тарелок, заедая поочерёдно пирожными, пиццей и чипсами разговоры с Кристиной, пока он таксовал. А наутро, когда он ввалился в квартиру уставший и мечтавший о сне, без объявления войны вышвырнула в коридор свои чемоданы и принялась собирать вещи.
Вдоль стенки, стараясь ненароком не задеть рассортированные в кучи на полу футболки, брюки, платья и тетрадки, Илья проскользнул к широкому подоконнику и уселся на него, положив под поясницу пару подушек.
Окно выходило на внутренний двор. Туча кружила над домом, как в «Ночном Дозоре», на уродливых чёрных ветках голых деревьях, склонившихся над переполненными зелёными мусорными баками, покачивались чёрные вороны и предупреждающе каркали, когда кто-то из наглых располневших голубей усаживался на край бака. Илья усмехнулся и глотнул чай. Горячий, сладкий, он живой водой скользнул по болящему горлу. Илья блаженно ткнулся затылком в откос подоконника, мимо пролетела разъярённая Софа, Илья закрыл глаза.
Отношения у него дольше полугода не длились: обычно девушки сбегали от него спустя пару месяцев, а иногда он и сам переставал отвечать на однообразные предложения сходить куда-нибудь. Софа была особенной: студентка музыкального колледжа, в промозглом октябре в вязаных митенках он играла на скрипке в центре, когда Илья проходил мимо. Кудрявая, в клетчатом пальто с большими голубыми глазами, самозабвенно выпиливающая на скрипке не известную Илье симфонию, она показалась сошедшей с почтовых открыток XIX века.
На пятисотке он нацарапал свой ник ВКонтакте. Вечером она кинула ему заявку в друзья.
Они долго общались, переписывались на парах, перекидывались голосовыми ночами, прежде чем сходить на свидание в тесный шумный грузинский ресторанчик неподалёку от набережной, где пахло деревом, вином и мясом. Софа была так не похожа не вечно выдержанную, холодную и горделивую Алику, она смеялась, трясла кудрями, вытягивала сыр из хачапури, и Илье показалось, что у них всё получится.
Они провстречались три месяца, прежде чем Илья предложил Софе переехать к нему. Через три дня он уже увозил её с тремя чемоданами от общежития.
А недавно они и вовсе отпраздновали годовщину.
Вечерами Илья таксовал, Софа репетировала на скрипке, а наутро Илья отвозил Софу в колледж, заезжал на точку кофе-бара на перекрёстке неподалёку от и, отдав честно заработанные за ночь триста рублей, уезжал на пары. Они ходили в кино и кафе, гуляли по парку, по набережной, смотрели фильмы, заказывали пиццу, смеялись за суши, в цветочном ларьке через дорогу от дома Илья пару раз в месяц раскошеливался на букет.
Софа перестала пиликать на скрипке на глазах у всего народа, на том месте теперь стояла её подруга-флейтистка, Кристина, с которой они делили комнату в колледже, а Илья стал чаще улыбаться.
Казалось, он вдруг оказался по ту сторону экрана, в том самом дурацком фильме на женском канале, где в конце все до глупости наивны и безнадёжно счастливы, — когда-то они с Аликой любили устроиться на полу или на диване перед телевизором и делать домашку, на спор предсказывая сюжетные повороты и высмеивая абсолютно неправдоподобные реплики. А теперь, по законам жанра, девушка бросала его без объяснения причины, а он и не пытался это обсудить.
Послышался шелест рвущейся бумаги. Поморщившись, Илья с трудом разлепил тяжёлые веки. Глотнул чай и просипел:
— Сонь, что случилось?
— Что случилось? Серьёзно? — Софа хохотнула, и из тетрадки, где они вместе высчитывали бюджет, на пол полетели обрывки исписанных листов. — Это всё, что ты можешь мне сказать? После… Всего?
— Чего «всего»? — нахмурился Илья и отвлёкся: телефон громко вжикнул. Прилетело голосовое от Алики. Илья махнул Софе рукой: — Пять сек, ладно? И мы всё обсудим!
Вставив капельки наушников в уши, Илья проиграл голосовое. За четыреста километров от него Алика только проснулась, проспав вместо положенных восьми часов шесть: он таксовал, а она висела на телефоне до трёх часов ночи, чтобы его случайно не вырубило, пока не вырубилась сама. Спросонья её голос был хрипловатым и мягким, без привычной звеняще-льдистой интонации. «Утро доброе! — зевнула в трубку Алика. — Меня вырубило. Надеюсь, ты доехал до дома в целости и сохранности, и твой сон стерегут».
Добавить комментарий