Когда в дверь постучали в пятый раз за день, Алика нервно размешивала ложечкой дрянной растворимый кофе в маленькой кружечке. Стоило Елене Викторовне отлучиться не то в налоговую, не то в суд, не то ещё куда-то по ректорским делам и сметам, как в кабинет посыпали все. Не то они в рабочем чате увидели, что Елена Викторовна отсутствует, не то ничем не отличались от бегающих туда-сюда взмыленных студентов и все отчёты готовили аккурат к дедлайну. В любом случае, беготня сюда была напрасной: Елена Викторовна не оставляла Алику за себя официально и подписывать сметы, приказы, заказы, служебные записки и прочие штуки она не имела права.
Всё, что могла Алика, как личный голосовой секретарь, какими обзавелась уже добрая половина банков и операторов в стране, сообщать, что обязательно передаст Елене Викторовне обращение да складывать в стопочку оставленные на подпись бумаги.
В дверь постучали ещё раз, ложечка нервно бряцнула. Раздражённо поставив кружку так, что на стол рядом с микроволновкой расплескались бисером капли, Алика вывернула из-за шкафа (из импровизированной кухоньки) к своему столу. От постоянного топота за вечно не закрывающейся дверью и мерного постукивания у неё, в довесок к губе, с пульсацией которой она уже свыклась, начинало подёргивать глаз.
— Не заперто! — прикрикнула Алика на посетителя из-за двери, по пути пытаясь втиснуть ноги в каблуки.
Наверное, стоило прислушаться к маме и купить кеды на сменку: не приходилось бы обуваться каждый раз, когда на пороге кто-нибудь появлялся.
Дверь приоткрылась. В щель просунулись еловые лапки. Небольшие иссиня-зелёные иголочки щекотали белые и воздушные, как свежевыпавшие сугробы, подушечки хлопка. А между ними затесались кровавые капельки рябины и пара скромно посеребрённых шишечек.
Алика промахнулась. Правая туфля упала на бок, и босые пальцы коснулись холодного шершавого линолеума. Но Алика не шелохнулась.
В жизни Алики было всего два человека, которые дарили ей букеты: одна в понедельник уехала со своим мужчиной в Турцию; а второй жил в шести часах езды и только вчера жаловался на то, как его замело по самое не хочу липким снегом и документацией.
В жизни Алики был только один человек, который любил вторгаться в неё так бесцеремонно, по-свойски, в самый нужный момент. В жизни Алики был только один человек, которому она это позволяла. И она всё равно споткнулась на ровном месте, скинула левую туфлю в попытке сделать неуверенный шаг навстречу вошедшему в кабинет Илье.
Раскрасневшийся от сухого тридцатиградусного мороза, Илья неровно моргал пушистыми от инея ресницами, а полупрозрачная снежная крошка, засыпавшая город с раннего утра, сворачивалась на его пуховике в капельки воды.
— Алика Дмитриевна, — Илья плотно закрыл дверь за собой и пошелестел крафтовой бумагой. — Доставка букета и новогоднего настроения для вас.
— Илья! — воскликнула она; голос задребезжал, а ноги никак не могли занырнуть в туфли. — Ты?.. А ты… Ты же… Тебя разве не накрыло с головой?
— Накрыло, — Илья встряхнул букетом. — Правда, я так и не понял, чем именно. Просто раз — и уже здесь.
Алика скептически ухмыльнулась уголком губ и присела на край рабочего стола, зябко поджимая пальцы на ногах. Илья переступил с ноги на ногу и огляделся.
— Ты одна?
— Сегодня — да, — пожала плечами Алика и, кряхтя, наклонилась, чтобы всё-таки обуться. — Начальница взяла отгул. А я тут как попугай Кеша: здр-равствуйте, я всё пер-редам.
Алика выпрямилась, откинула волосы на спину и мягко (тонкие каблуки тонули в линолеуме и шагов не было слышно) подступила к Илье вплотную. Неизменный — дорогой, оригинальный, тёплый древесно-цитрусовый — парфюм, взъерошенные мягкие рыжие кудри и этот лукавый медовый взгляд с прищуром снизу вверх. Илья точно хотел большего: обнять её, погладить по щеке — поцеловать, может быть, но не двигался. Алика судорожно вдохнула колкий запах морозца, примешавшийся к аромату Ильи, и охнула. Мягко усмехнувшись, Илья качнул букет так, что еловая лапка тронула кончик носа.
Алика с нежностью погладила кубики хлопка и, накрыв ладонью пальцы Ильи — обжигающе холодные, обычно наоборот! — приняла букет. На губы наползала улыбка, и даже пульсация в уголке вдруг затихла. Прижав к груди букет, Алика глядела на Илью с возмутительно глупой улыбкой и даже не пыталась её скрыть.
От кого угодно — только не от него, понимающего, чувствующего её как никто другой.
— Ну проходи, что стоишь как не родной?
Алика дёрнула плечом и водрузила букет в пустующую вазу на подоконнике. Судя по тёмному налёту на зеленоватом стекле, пустовала она лет пять, пока не появился Илья. За водой до туалета Алика решила прогуляться попозже.
— Так я родной? — хохотнул Илья.
Ножки стула загрохотали по линолеуму.
— А что ты столбом встал, — огрызнулась Алика. — Бесишь.
— А я уж думал, дверью ошибся, — расстегнув пуховик, Илья пафосно откинулся на спинку стула. — Так вот, значит, куда тебя устроили…
Алика пожала плечами. Наверное, нужно было тоже сесть. Но прятаться от Ильи за монитором не хотелось. Алика присела тут же, на край подоконника, и вытянула ноги навстречу Илье. Он побарабанил пальцами по столу.
— Слушай, я не хочу тебя отвлекать от работы, тем более, вижу, ты сильно занята.
С места Ильи экран моноблока был вполне просматриваем. Щёки пошли багровыми пятнами: кажется, последним, что она открывала на рабочем компьютере, был комплект нижнего белья с маркетплейса по потрясающей скидке — она же должна была себя как-то порадовать под Новый год!
— Ты так и не сказал, что ты тут делаешь, — контратаковала Алика. — У тебя там важные планы были.
— Да, — деловито кивнул Илья. — И я приехал сюда не просто так, а по делу.
— Надо же…
— Возьми отгул на оставшиеся рабочие дни, и поехали со мной.
— Куда?
Илья прищурился и покачал головой.
— Илья! — требовательно нахмурилась Алика.
— Ну что «Илья»? Ты мне не говоришь ни «да», ни «нет», а я перед тобой все карты выкладывай?
— Карты это больше по моей части, — фыркнула Алика.
Скрестив руки под грудью, она поглядела в окно. С каждым часом, проведённым на работе, сверкающие голубизной огромные сугробы становились привлекательней, машины носились по широкой улице веселей и ярче, теплее, праздничней подмигивали гирлянды в домах и магазинах напротив. Тоскливый вздох сдавил горло.
У неё всё ещё оставалась работа, за которую она несла ответственность.
Добавить комментарий