Мелодия будильника играла долго. Может, десять минут, а может, и все пятнадцать. Ей в унисон скользили по потолку длинные изогнутые отблески фар выезжающих спозаранку машин. Раскинувшаяся на кровати звездой Алика наблюдала за ними сквозь тяжёлые веки с тех пор, как зазвучал будильник.
Утро не задалось. Да и могло ли, после вчерашнего?
С протяжным вздохом Алика рывком села на кровати, выключила будильник и рассеянно поглядела на небрежно перебинтованную ладонь. Алика давно выучила: жизни на тебя плевать. Болеешь ты, родители разводятся, ошиблась, сожалеешь или хочешь побыть одна — ты должна отодвинуть в сторону все чувства и продвигаться дальше.
Вот только с каждым годом смотреть на мир с высокомерным пренебрежением, отодвигать в сторону грызущее в груди одиночество, и тоскливое завывание в мыслях становилось всё тяжелее. Особенно после того, как они с Ильёй стали по-новому близки.
Два года молчания что-то сильно перевернули в их отношениях, сделали другими. Теперь это была не просто память о детское дружбе — нечто большее.
Алика заваривала чай, когда в памяти вдруг всплыли глаза Ильи, большие от беспокойства, когда он увидел порез на её ладони. В груди робко заворочалось то странное тёплое ощущение: ему не всё равно Алику… Как и ей давно уже было не всё равно на Илью!
Отставив кружку в сторону, Алика зажмурилась и помассировала переносицу. Гидрогелевые патчи, призванные вмиг исправить внешний вид, поползли вниз.
Взгляд Ильи, полный нежности и тепла, преследовал её повсюду: во снах, в воспоминаниях, на фото. И вчера к этому взгляду примешалась горечь решимости. Илье хватило такта промолчать, однако Алика поняла всё без слов. Этим приглашением Илья надеялся расставить все точки в их долгой, десятилетней, истории. Он устал. Устал сомневаться, догадываться, ждать…
И одна часть Алики, злорадно поскрипывая зубами, говорила, что если она так ему дорога, как он говорит, подождет столько, сколько она захочет, — не обломится. А другая… Другая то и дело проверяла телефон в ожидании сообщения.
Алика обняла кружку здоровой рукой и задумчиво побарабанила ногтями по тонкому стеклу. Плаксивый звук эхом прокатился по кухне.
Алика не хотела принимать решение. Не хотела… Ошибиться.
Она уже ошиблась однажды, когда объявила Илье бойкот: прожила два года, до примирения и не подозревая, как скучала по их разговорам и ночным перепискам. Но не ошибётся ли, если решит дать шанс? Не разочаруется ли, не станет ли ей большее?
В задумчивости Алика закинула в рот сушку из вазочки. Лежали тут, наверное, недели две. «Почему я вообще подумала о том, чтобы дать нам шанс? Почему нам? Какие могут быть «мы»? Это он и я. Я и он. Мы… — кожа покрылась мурашками, и Алика нахмурилась: — Мы… А я ведь всегда говорила «мы»: мы съездили в Москву, мы победили, даже если я — по русскому, а он — по праву. — Алика щёлкнула кнопкой блокировки; сообщений от Ильи всё ещё не было. — Ну почему он не пишет? Знает, зараза, что если напишет, то я точно пойду от противного. Знает, что я терпеть не могу, когда на меня давят. И почему мне не всё равно, а? Так было бы гораздо проще… Тогда бы и не было ничего. Совсем…»
Микроволновка звякнула. Горячий бутерброд приготовился. Остервенело вгрызаясь в подсушенный в тостере хлеб и роняя крошки на стол, Алика пыталась сосредоточиться на вкусе завтрака: на копчёной колбаске, на нежном сыре, растекающемся на языке, но мысли постоянно возвращались к Илье.
Её решение — сегодняшнее решение! — изменит всё. Согласиться — рискнуть. Отказаться — потерять. Промолчать?..
Алика снова щёлкнула кнопкой блокировки. Сообщений по-прежнему не было, зато часы показывали, что до начала рабочего дня у неё осталось пятнадцать минут.
Залпом опрокинув в себя чай, Алика кинулась собираться. Выбирать одежду долго не пришлось: плотно прилегающий к телу белый лонгслив с рукавами-митенками, чтобы не возникло лишних вопросов, разгладился прямо на ней, а штаны с лампасами давно ждали своего часа на вешалке. Скинув в рюкзачок все вещи первой необходимости, лежавшие на краю стола, — телефон, зарядное, наушники — Алика повертела в руках помаду. Посмотрела на рюкзак, на часы и решительно вернулась к зеркалу.
Уж на красные губы и лисий взгляд времени ей хватит.
На макияж первым делом обратила внимание Елена Викторовна. Когда Алика влетела в кабинет, попутно пытаясь проставить тройку таксисту, у которого в машине воняло, как в курилке, Елена Викторовна стояла у подаренного Ильей букета и ногтями цвета розового шампанского поглаживала шляпки хлопка. Елена Викторовна обернулась, водянистыми глазами поглядела на Алику, усмехнулась уголком губ и развернулась к букету:
— Откуда у нас такая красота?
— Приятель… Подарил… — буркнула Алика, с трудом стянула сапоги и прыгнула в любимые лакированные лодочки.
— Приятель… — Елена Владимировна прицокнула языком, пробуя слово на вкус, и развернулась к Алике. — Поверь мне, дорогая, если приятель дарит такие букеты… Он явно хочет быть для тебя больше, чем приятелем.
Алика с трудом подавила желание заскрипеть зубами. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь из так называемых коллег пытался влезть в её личную жизнь праздными вопросами или ненужными советами. Сама виновата: не надо было букет оставлять в кабинете. Забрала бы с собой — сейчас бы не пыталась придумать сбалансированно колкий и обтекаемый ответ.
— А кто не хочет?
Дожидаясь, пока компьютер проснётся, Алика откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу. Елена Викторовна вскинула тонкую бровь с мягкой улыбкой:
— С тобой уж точно. Но судя по тому, как он на тебя влияет, ты тоже не против.
Добавить комментарий