2186, Омега

Генерал Петровский должен умереть.

Это Лея Шепард осознаёт предельно отчётливо, пока обновлённая в бункере Арии программка в инструментроне, перехватив короткий сигнал, подбирает криптоключ. Символы сменяют друг друга со скоростью света, сливаясь в сплошное полотно, и поддавшийся наконец механизм откликается тихим размеренным тиканьем, запуская обратный отсчёт мгновениям жизни Олега Петровского. Ария Т’Лоак, едва дёрнув бровью, окутывает себя мерцанием биотического барьера, и Лея Шепард следует её примеру, хотя вся её концентрация уже трещит по швам.

Генерал Олег Петровский сегодня умрёт — в этом нет никаких сомнений. Так предписывают все законы.

По законам войны лишение вражеской армии — а у Призрака целая армия цепных одержимых пёсиков — генерала, а также хорошей базы, сильно упростит ведение если не наступления, то хотя бы контратак.

По законам офицерской чести генералы не сдаются в плен: они стреляют себе в висок, пачкая мундир и погоны кровью, но не позором. Хотя где офицерская честь — и где «Цербер».

Даже по законам гуманизма Олег Петровский должен умереть, чтобы и люди, и ксеносы, потерявшие в этой кровавой бойне, деспотии близких, отравленные чистым нулевым элементом, не думали, что об этом позабыли. Чтобы Лея Шепард знала: они сделали всё, что могли, и даже чуточку больше…

Но прежде всего, конечно, законы Омеги. Жестокие и вполне однозначные — сражайся или умри, ствол в лоб или смерть в подворотне, кровь за кровь, смерть за смерть — Лея Шепард впервые готова их принять, сцепив зубы, перекусав сухие губы до крови, правда, но всё-таки принять. И коротко кивает Арии, когда открываются двери.

И Ария Т’Лоак, Королева Пиратов, Фемида Омеги, сама Омега, врывается широким решительным шагом в командный центр «Цербера», в свою тронную залу. Она не торопится, отнюдь: она как будто наслаждается каждым ударом тяжёлого каблука о пол, красный уже от неона, не от крови, но Лея всё равно едва поспевает за ней, на ходу вгоняя в «Палача» новый термозаряд.

Лея Шепард неслышно взбегает по лестнице с одной стороны, Ария Т’Лоак, покачивая бёдрами, поднимается по другой, нарочно медленно, однако Олег Петровский всё равно не успевает доиграть партию. Он проиграл. И его приказ о капитуляции — «всё кончено» — ещё вибрирует эхом под высокими потолками.

— Коммандер Шепард, я сдаюсь на вашу милость, — торопится выдохнуть Петровский, очевидно, ища защиты у Шепард.

Лея Шепард дёргает уголком губ в тусклой усмешке и едва уловимо мотает головой. Во-первых, у неё уже не осталось щитов прикрывать преступников, наёмных убийц и просто безумных учёных всех мастей: потерялись где-то за ретранслятором Омега-4. А во-вторых, здесь, на Омеге (да и не только) Ария Т’Лоак точно могущественнее и едва ли прислушалась бы к Лее Шепард, даже если бы она вдруг решила сохранить Петровскому жизнь. Лея Шепард об этом даже думать не хочет, чтобы потом не кусать губы, не топиться в подушке от чувства вины перед Альянсом и собой: Олег Петровский уже мертвец.

Его дыхание и голос — вопрос времени.

— Ничего более жалкого слышать мне не приходилось, — хрипит Ария Т’Лоак, хищницей подступая к нему.

Воздух искрит и сжимается под волнами цвета индиго. Олег Петровский пятится мелкими шажками до тех пор, пока не упирается в стол, и тут же с лёгкого взмаха руки — мощного биотического удара, валится под ноги. Лея Шепард, брезгливо отступая на полшага, уже в который раз за вторые галактические сутки безмолвно соглашается с Арией.

Он просит сотрудничества с Альянсом, обещает сдать Призрака, и Лея Шепард мнётся с ноги на ногу, выдыхая сквозь зубы. Призрак Шепард нужен. У неё — и от своего лица, и от лица Альянса — крайне много вопросов и претензий. Только «Церберу» веры нет, пускай и на грани гибели (особенно на грани гибели, ведь можно сказать что угодно!), и когда Ария Т’Лоак бесцеремонно локтем отпихивает её, Лея Шепард покорно отступает.

Генерал Петровский сегодня умрёт. Тонкие пальцы, искрящиеся от энергии, впиваются в его широкую шею. Хрустит под его спиной пластик приборов, руки лихорадочно мечутся по обесточенной панели управления, горло содрогается в хрипах:

— Но… Я же дал тебе уйти… с Омеги… Я заслужил… снисхождение.

— Это правда, Ария? — горло давит спазм, словно бы и Лею кто-то придушивает.

— Да. «Цербер» захватил станцию, но дал мне уйти, — по-змеиному присвистывает Ария, и Лея Шепард понимает, что просит Петровский зря, потому что Ария Т’Лоак не Лея Шепард: её не прельстит информация, не разжалобит старый должок.

К тому же забрать у Арии Т’Лоак Омегу — это как лишить Джокера «Нормандии» и дурацких приколов, Гарруса калибровки и обострённого чувства справедливости, а Лею жетонов Альянса и фамильного упрямства. Хуже, чем убить: лишить сущности, сердца. Такое не прощают. И Ария Т’Лоак продолжает с упоением впиваться пальцами в генеральскую шею:

— Чувствуешь, Олег? Это смерть, и она всего в нескольких дюймах. Запомни, каково это…

Её голос дрожит от наслаждения так, как будто бы она высасывает из него жизнь по капле, по крупице, и мрачный холод, эхо свидания с ардат-якши, скользнувший под кожей, заставляет отвернуться к шахматной партии. Лея морщится, слушая предсмертные хрипы Олега Петровского, и поджимает губы. Она вспоминает реактор, вибрирующий от каждого прикосновения к панели управления, и голограмму Петровского, искусно играющего на натянутых донельзя нервах, вспоминает искалеченных нулевым элементов и экспериментами «Цербера» ксеносов — адъютантов, и Найрин. Её по-туриански скупую, но совершенно не по-туриански мягкую улыбку, растворяющуюся в ослепительной синей вспышке не то взрыва, не то ярости Арии Т’Лоак.

Лея Шепард стискивает челюсти до туповатой боли. Олег Петровский не может не умереть.

— Я не буду тебя убивать! — в отчаянии рычит Ария, и Лея Шепард, оборачиваясь, едва не сбрасывает с доски ферзя. И хотя Ария на неё даже не смотрит, повторяет спокойно и уверенно специально для неё: — Я не буду тебя убивать — ради своего партнёра и ради войны с твоим хозяином. Надеюсь, ты будешь полезен.

Ария Т’Лоак отбрасывает Петровского под стол и брезгливо кривится, подпинывая носком сапога воздух:

— Забирай его, Шепард. Тебе с Альянсом решать его судьбу. Только убери этот мусор с моей станции.

Лея Шепард на мгновение забывает, как думать и дышать, чувствуя ритмичную пульсацию одной лишь мысли: Ария Т’Лоак изменила своё решение из-за неё, ради неё. А Петровский тем временем поднимается, совершенно по-генеральски одёргивает китель и позволяет себе чересчур едкий комментарий для того, чья жизнь мгновение назад дрожала биотическими разрядами на убийственно изящных пальцах:

— Капитан. Я рад, что вы… Оказываете успокоительный эффект на мисс Т’Лоак. Я сам однажды пытался образумить её. С удовольствием послушаю, как это получилось у вас.

Коротко мотнув головой, Лея поправляет шахматную доску и хмурится:

— Не заблуждайтесь насчёт своего будущего. Бесед по душам не будет.

— Почему нет? Насколько я знаю, Альянс обеспечивает своим военнопленным довольно комфортные условия. Кто знает — может, мы с вами ещё станем друзьями.

Генерал Петровский торжествующе улыбается сквозь усы и расправляет плечи, очевидно, чувствуя себя победителем. Шестиугольник «Цербера» блестит позолотой вызывающе ярко, Лея поудобнее перехватывает «Палач» и сквозь зубы рычит:

— Никогда.

И до того, как Олег Петровский скажет что-то ещё, после чего Лею вновь поведут первобытные дико-кровавые ритмы Омеги, она (с молчаливого разрешения Арии) приказывает Брэю его увести.

Они с Арией Т’Лоак остаются наедине в сердце ликующей, освобождённой, вдоволь напившейся крови Омеги.

— Я несколько месяцев ждала момента, когда смогу грохнуть его, — признаётся Ария сквозь зубы, но с удивительно мягкой улыбкой, бережно поглаживая перила площадки. — Но стоило несколько часов провести с тобой — и размякла. Ты какую-то заразу несёшь.

Лея Шепард может сказать Арии Т’Лоак то же самое с точностью до наоборот: несколько часов рядом с Арией напомнили ей, как приставлять ствол к подбородку вместо уговоров, с подозрением относиться к каждой протянутой руке помощи, показали, что значит — держать власть. Однако Арии не нужны ответные откровения, Ария упивается восхищением и властью, так что Лея качает головой:

— Это не делает тебя слабее.

Потому что даже сейчас Ария, пускай и в растерянности от собственного милосердия, выглядит Королевой Омеги, восхитительно властной, решительной, последовательной в своих поступках.

Лее Шепард никогда такой не стать, как ни пытайся.

— Восхищена твоим упорством, — едва приподняв уголки губ, мрачно усмехается Ария. — Благодаря тебе я вернула Омегу.

У Леи вспыхивают щёки таким пламенем, словно перегрелись давно прижившиеся импланты, и она облокачивается на перила. Может быть, Ария Т’Лоак и не умеет говорить «спасибо», но это её скупое признание, пожалуй, дороже всякой бесплатной выпивки в «Загробной жизни», запасов нулевого элемента и даже флота наёмником.

Они обсуждают планы по восстановлению Омеги, словно бы и вправду партнёры: не наёмница на побегушках Королевы Пиратов; не Королева Омеги, использующая офицера Альянса в качестве живого щита; а живущие по диаметрально противоположным законам, движимые разными мотивами, однако готовые практически без опаски подставить друг другу спину партнёры.

И хотя Ария не жмёт (а Лея и протянуть не пытается) ей руку на прощание, покидая Омегу, Лея Шепард всё-таки чувствует между лопаток благодарно-уважительный взгляд Арии Т’Лоак, взирающий со всех экранов, и даёт обещание сюда возвратиться (как с полгода назад клялась не возвращаться сюда никогда), когда война закончится в их пользу.

Страницы: 1 2

2185, «Нормандия» (Омега)

— Ты решила нас добить своим стриптизом? — гортанно рычит Джек, распространяя в тесном пространстве челнока волны раздражения и с явным трудом подавляемой энергии.

Лея Шепард неумело огрызается в ответ, сбрасывая ей под ноги перчатки. Затем избавляется от энергетического пояса и пытается расстегнуть крепления на бёдрах. Тали с кварианскими не то ругательствами, не то причитаниями кидается к ней. Касания тонких пальцев быстры и точны — уж кто-то, а Тали умеет обращаться с любой бронёй! — и с её помощью Лея быстро разделывается с экипировкой на ногах. Джек нервно пощёлкивает языком, Грюнт таращится в окно, Мордин отрывисто бормочет что-то о необычности человеческой реакции на стресс, пока Гаррус учтиво не подсовывает ему под нос ствол винтовки, Заид притворяется спящим. Только Миранда смотрит на неё в упор, сложив руки под грудью, и в льдисто-голубых глазах сейчас слишком много холодной укоризны.

Лея Шепард поджимает губы и смотрит на Миранду в упор, позволяя Тали избавить себя от нагрудника.

Когда ей на инструментрон пришло сообщение от СУЗИ о нападении на «Нормандию», Лея, даже не дочитав его, развернула челнок так резко и так круто, что всех, непредусмотрительно не пристегнувшихся, перетряхнуло едва ли не до лёгкой контузии. Когда дочитала — вовсе передала управление Джейкобу.

— Ты не слишком ли торопишься, Шепард? — прикрывает ладонью глаза Миранда, когда по швам трещит старая просторная футболка, зацепившись за экзоскелет.

Лея сбрасывает и её, оставаясь лишь в коротком спортивном топе. За спиной кто-то издает хриплый задушенно-восхищённый выдох, и она, пожалуй, не хочет знать, кто.

— В броне дезинфекция и сканирование проходит слишком долго, — сквозь зубы поясняет она и вытаскивает из-под сидения берцы.

У неё лишнего времени нет.

Джейкоб сообщает, что они уже скоро будут у «Нормандии». Скоро — слишком долго. Лее нужно сейчас.

Выученными движениями зашнуровывая ботинки практически вслепую, Лея Шепард в который раз за эти часы пытается связаться по инструментрону с Джокером. Тщетно. Он молчит, и от этого пальцы путаются, режутся о жёсткие шнурки.

— Лучше подождать, чем попасть в лапы Коллекционерам. Они уже были знакомы с СУЗИ, где гарантия, что не сумели её взломать?

Никакой гарантии нет.

СУЗИ — исчадие «Цербера», теперь и вовсе получившее, видимо, полную свободу, и нет никакой уверенности, что она спровадила её с отрядом в «Загробную жизнь» вовсе не для поднятия боевого духа, а для захвата корабля. Поэтому Лея Шепард не верит ни единому слову, написанному в сообщении, и не поверит, пока не услышит обо всём от Джокера, не увидит его. И поэтому прежде, чем на ходу выскочить из мягко влетевшего в ангар шаттла, Лея Шепард выхватывает из груды экипировки верного «Палача».

За затихающим шумом двигателя слышно, как Миранда грудью бросается на проход, чтобы заблокировать за ней дверь и слишком громко просит всех оставаться на своих местах до полной остановки и сохранять здравомыслие.

Лея Шепард нервно усмехается, потирает ушибленное при приземлении бедро, и нетерпеливо передёргивает затвор «Палача», пока проходит идентификацию и дезинфекцию в низком гудении приборов.

— Добро пожаловать, капитан Шепард, — мелодичный спокойный голос СУЗИ струится отовсюду, — мы с мистером Моро ожидаем вас в Зале Совещаний.

— Принято, СУЗИ, — сдержанно цедит Лея.

Лея Шепард беззвучно поднимается по лестницам инженерного отсека к лифту, крепко сжимая пистолет. Спину холодит металлом стен и неестественно привычными звуками. Гулко гудит, вибрирует, вращаясь и испуская имульсы, сердце «Нормандии» — «Тантал», с журчанием обновляются щиты, калибруется на инженерных панелях «Таникс»… Лея Шепард слышала подобные звуки с детства, но по-другому. Между гудением приборов всегда были шутки и брань инженеров, переговоры по интеркому, порыкивающие приказы капитана и активное обсуждение планов на предстоящую увольнительную. На «Нормандии» — тишина мертвенная, и Лея впервые слышит, как поскрипывают двери лифта, разъезжаясь.

Лея лёгким касанием активирует панель и вздрагивает, когда двери смыкаются. По металлическим стенам — багровые пятна, смазанные отпечатки окровавленных пальцев, мелкие женские ладошки. Здесь слишком сильно пахнет металлом, электричеством, кровью и предсметрным ужасом — она не может толком описать этот солоновато-табачный, тяжёлый, душный запах, но слишком хорошо его помнит. Тишина вопит надрывными криками и нестройными очередями мелких пуль штурмовых винтовок.

Леи Шепард здесь не было, когда всё случилось. Однако она знает, как это было.

Челюсти сводит от первозданного ужаса, разворачивающегося в районе живота, сердце вибрирует, как перегревшийся пистолет, и — как только открываются двери — Лея Шепард переходит на бег.

В Зал Совещаний Лея Шепард влетает, двери едва успевают раскрыться перед ней. Сердце, кажется, скручивается втрое, прежде чем снова пустить кровь, и мир на мгновение уходит из-под ног, так что приходится вцепиться онемевшими пальцами в косяк.

Джокер сидит на краю стола, сложив руки под грудью и надвинув козырёк кепки на самый кончик носа, так что лица его не различить. За плечом его парит голубоватой сферой СУЗИ и о чём-то с ним разговаривает. Он не отвечает, даже не двигается. Как неживой.

— Джефф! — судорожно выдыхает Лея и с громким щелчком ставит пистолет на предохранитель.

Джокер коротко вздрагивает, когда Лея Шепард зовёт его по имени — впервые, наверное, не Джокером, не лейтенантом, не лейтенантом Моро, а Джеффом — и кивает, мол, услышал, привет, капитан. И только…

Оставив пистолет на краю стола, Лея, так же без слов, медленно не столько из осторожности, сколько из-за сковавшей ноги дрожи, подходит к Джеффу и, похлопав его по плечу, усаживается рядом.

Джефф смотрит на пол, Лея — на стену. Они молчат. Только СУЗИ мигает лилово-голубым где-то на периферии зрения, но тоже не издаёт ни звука. Джефф рассеянно потирает плечо, Лея впивается пальцами в холодную гладкую столешницу.

У них совсем немного времени, чтобы поговорить: наверняка скоро ворвётся Миранда с требованием доложить обо всём Призраку и новым — как всегда, безупречным! — планом действий. А Лея точно знает, что поговорить — надо. Поэтому, скрипнув постукивающими друг о друга зубами, сипло спрашивает:

— Как ты?

— На «Нормандии» как-то пустынно, — тускло отзывается Джефф, растирая ладонями лицо.

— Да…

Пустота на исправно работающей «Нормандии» пугает до зябких мурашек, прошивающих кожу, превращает её в корабль-призрак, корабль-склеп. Только пустота внутри куда как страшнее: она безгранична и голодна, как мерзлая бездна космоса, деформирует и пожирает всё, что попадается ей незащищённым, живым. Лея дышит неровно, сжимая одеревеневшие пальцы в некрепкий кулак, когда сквозь дрожь во всём теле твёрдо и тихо выдыхает, как аксиому:

— Быть единственным выжившим — хуже, чем умереть.

СУЗИ с мгновение поигрывает светло-голубыми динамиками, а потом авторитетно и уверенно — куда искусственному интеллекту до сомнений, когда ему доступны все данные мира — выдаёт:

— Согласно обновлению от августа две тысячи сто восемьдесят третьего года капитан Шепард больше не является единственной выжившей на Акузе. Но ввиду преступных деяний капрала Тумса…

«Заткнись, СУЗИ!» — думает, жмурясь, Лея, а Джокер произносит это вслух. Правда, тут же неуверенно извиняется, на что СУЗИ невозмутимо отвечает, что обида не вписана в её код.

Джокер. Извиняется. Перед ИИ. И даже называет её по имени.

— Джефф…

Лея не выдерживает — прикасается к Джеффу. Ему совершенно точно сейчас нужен кто-то живой. Наплевав на сомнения и (совсем немного) на субординацию, она кладёт ладонь на его плечо. У него кожа горячая, так что сквозь церберовскую футболку обжечься можно, и Лея успевает прикусить язык, прежде чем с него сорвётся вопрос, не подхватил ли Джефф инфекцию, пока была разгерметизация, не был ли ранен.

— Джефф, — повторяет она, поглаживая по плечу.

Джефф двумя пальцами поправляет козырёк кепки и поднимает взгляд. Злые, чуть воспалённые глаза смотрят на Лею в упор опустошённо и осуждающе. От этого взгляда застывают все мысли, все чувства, и уже не мурашки — ледяная дрожь колотит Лею, а Джефф, словно бы контрольным в голову, добивает её спокойным, на грани шёпота и крика, подчёркнуто официальным и болезненно насмешливым извинением:

— Простите, капитан, я опять проштрафился.

Лея знает, что слова здесь не помогут. Ничего не поможет: ни таблетки, ни даже время. Оно способно лишь зарубцевать воспоминания о собственном бессилии, но не избавить от ночных кошмаров, не избавить от страха вновь пережить подобное, не избавить от горького чувства вины, один раз и навек сплетающегося с нервной системой. Однако Лея всё равно подвигается к Джеффу почти вплотную и твёрдым шёпотом говорит:

— Неправда. Ты ещё ни разу меня не подвёл. Ты лучший пилот во всём грёбанном космосе.

— Ну точно. Я ведь ещё ни разу не угробил экипаж!

В его ярости, клокочущей лихорадочным жаром под кожей, не только это нападение Коллекционеров — но и то самое, в котором Лея Шепард умерла.

Лея прикрывает глаза и обречённо качает головой, проклиная и себя, и Келли Чамберс (втайне надеясь, что та ещё жива) за то, что не удосужились поговорить об этом с Джеффом. Ладно Келли: она могла и не знать, как именно погибла Шепард; никто, кроме них с Джокером, толком не знал. Но сама Лея! Видела же, каким отчаянием вспыхивают его глаза каждый раз, когда она машет ему рукой с капитанского мостика, прежде чем в очередной раз покинуть корабль. Собиралась ведь — с силами, с мыслями, с духом — подбирала слова и подходящее время. Только всё не могла найти.

Да и сейчас у них времени, в общем-то, нет.

И Лея перестаёт думать, взвешивать, связывать слова в красивую воодушевляющую речь. Она просто понимает Джокера каждой мыслью, каждой клеточкой тела. Фразы тоже выходят простыми, неровными, в такт редкой пульсации опустившегося куда-то в солнечное сплетение сердца:

— Я знаю, тебе очень хреново. Знаю, что даже если тысячу раз повторю, что нет твоей вины, не поможет. Знаю. Я сама угробила пятьдесят…Сорок девять человек. А ты спас «Нормандию». Нашу «Нормандию». У тебя получилось спасти её, Джефф. У нас получится спасти всех. На этот раз. И если тебе вдруг захочется поговорить… — Она коротко сжимает его плечо. — Я твоя. В любое время.

Лея смотрит на Джеффа широко распахнутыми глазами, почти не дыша и не моргая. Глаза словно покрылись коростой льда, а уголки губ дрожат в какой-то совершенно дурацкой усмешке, мол, смотри, твой капитан — та ещё бесполезная фальшивка.

Лея Шепард никогда и никому не рассказывала, даже намекнуть не смела, что на самом деле случилось на Акузе, изо всех сил старалась закрыть это мрачное пятно её биографии (которое почему-то остальные считали почётным!) верной самоотверженной службой. Но Джеффу Моро, Джокеру — ему, пожалуй, можно рассказать. Он поймёт.

— Не надо, Шепард. У тебя и так хватает дел, кроме как играть в психолога со всем экипажем, — грустно усмехается он, и в коротком молчании Лее почему-то слышится, что психолог из неё так себе. — Но я понял. Возьму себя в руки.

Джефф подмигивает ей совершенно не весело и, сняв её руку со своего плеча, слабенько сжимает в кулаке. Пальцы, скрюченные от холода, расслабляются от тепла его руки, и Лея с трудом сдерживается, чтобы не прижаться к Джокеру целиком — всем озябшим телом, лишь стискивает постукивающие зубы сильнее.

— Ты чего? — хмурится он, когда зубы предательски клацают слишком громко.

— Х-холодновато здесь у вас, — фыркает Лея, поддувая прядь, вывалившуюся из растёрпанной шишки.

СУЗИ беззвучно лопается в воздухе и возвращается в тот же миг.

— Отопительные системы работают в штатном режиме… — Она озвучивает эту информацию так медленно, что, наверное, обладай телом, лицо её и поза выражали бы крайнее недоумение. — Вероятно, дело в перенесённом стрессе. Однако ваши обычные реакции на стресс несколько отличны.

Лея Шепард пожимает плечами и опускает взгляд. Чтобы её так колотило не от собственных воспоминаний — от воображаемой боли, перенесённой кем-то, плющило и морозило от чужой пустоты, она не может вспомнить, как ни пытается.

Наверное, никогда прежде и не было.

— Шепард просто не стоит бегать по кораблю полуголой, — своевременно появляется в проёме Джейкоб, впервые позволяя себе фамильярность, и швыряет в её сторону чёрную олимпийку. — Держи, оденься. Ты оставила это в оружейке, когда собиралась на Омегу.

Озябшие руки Лею не слушаются, Джокер ловко перехватывает олимпийку в полёте и с показушной небрежностью накидывает на её дрожащие плечи:

— Да, кэп, прикройся. А то кое-кто боится увидеть в себя женщину, а в себе мужика.

И хотя Джокер при этом коварно щурится в сторону Джейкоба (а тот скрещивает руки на груди и фыркает слишком поспешно, чтобы посчитать, что это его не задело), сам ненадолго сжимает плечи Леи в неловком полуобъятии. Джейкоб тем временем проходит в противоположный конец стола и принимается докладывать, принципиально глядя в потолок:

— Миранда сказала нам проверить всю «Нормандию» на наличие выживших или не очень.

— Ну как? Нашли? — с мрачным ехидством переспрашивает Джокер.

— Нет. И поэтому она летит сюда ещё более разъярённая, чем вы расстались, Шепард.

— Интересно, чем ты успела её разозлить…

Лея Шепард соскальзывает со стола и, придирчиво снимая с олимпийки собственные тёмно-рыжие волосы, как бы между прочим отвечает:

— Просто я очень торопилась… Сюда. Может быть, даже несколько безрассудно.

— Угу, — тяжело вздыхает Джейкоб, которому, видимо, пришлось отдуваться перед Мирандой вместо Шепард. — Она сказала, что если бы здесь кто-нибудь из Коллекционеров остался, то тебя бы уже не было. А она не для этого так долго тебя восстанавливала.

Джокер переводит взгляд с Джейкоба на Лею, мотает головой и, в одно мгновение помрачнев, прячет глаза под козырьком кепки. А Лея Шепард неуютно прячет озябшие руки в просторные карманы и наваливается спиной на стену.

Она впервые за этот год точно знает, что делать дальше.

Лея Шепард не оставит свой экипаж на расправу Коллекционерам, а Джокера — бездне вины.

2185 год, «Нормандия»

Прислонившись плечом к стене, Лея Шепард из рубки пилота наблюдает, как друг за другом в стыковочном отсеке «Нормандии» пропадают члены команды, подобранной Призраком. На Цитадель спешит сойти каждый. Даже Тейн, предпочитающий созерцать в одиночестве, торопится повидаться с сыном до суда; даже Самара, предпочитающая затворничество и медитацию, вполголоса уведомляет Шепард о важной встрече. Только Тали остаётся заниматься обновлением щитов «Нормандии» в инженерном отсеке, в лаборатории продолжает что-то химичить с бронёй, мурлыча себе под нос комическую песенку, Мордин Солус, да Гарруса от калибровки за гребни не оттащишь.

Когда ворота шлюза герметично смыкаются и блокировка успокаивающе подмигивает красным, Лея Шепард позволяет себе облегчённо выдохнуть, затылком утыкаясь в косяк, а Джокер с едким смешком разворачивается на кресле.

— Целая команда профессиональных убийц, капитан… — Джокер шумно, с наслаждением вздыхает и продолжает с едким смешком: — Ты их всех в одном магазине скупаешь, что ли? Может, тебе лучше начать коллекционировать значки или что-нибудь ещё, более… Безопасное?

У Джеффа Моро язык без костей.

Лея Шепард понимает это немедленно; сам Джокер — секундой позже, когда Лея Шепард, вспышкой (в самом прямом смысле, потому что приборную панель неподалёку от неё коротит и СУЗИ начинает гудеть о неполадках), проносится через БИЦ к лифту, от греха подальше. За спиной гремит кресло первого пилота, с которого Джокер впопыхах, очевидно, не может встать, но Лея даже не оборачивается. Лишь стискивает зубы.

Когда двери капитанской каюты беззвучно смыкаются за спиной, Лея Шепард кидается к рабочему столу и обеими ладонями бьёт в столешницу. Под кожей клокочет тёмная энерегия, металл искрится, опасно дрожат голо-экраны терминалов, а корабль Серого Посредника прямо-таки норовит взлететь. Лея сильнее сжимает челюсти, опускает голову и выдыхает, приказывая биотике успокоиться.

Она сама не своя после «Лазаря», и процессы, всегда протекавшие как будто бы в фоне, сейчас отчётливо ощущаются: и покалывание в районе затылка, и холодок, скользящий по нервным окончаниям спинного мозга, и жгучие импульсы-вспышки на отростках нервов… Сокращение мышц кажется болезненней обычного: энергия, почти проступившая сквозь кожу, вливается обратно неохотно. От этого слегка кружится голова. Лея Шепард сердито хлопает по столу ещё раз и вынимает из-под столешницы М-6.

Руки двигаются бездумно, на автомате, даром что пистолет новый. С тихим пощёлкиванием отходят друг от друга детали, под пальцами нагревается холодный бездушный металл, и Лея начинает понимать, что Гаррус находит в калибровке.

Умиротворение.

Разложив на столе детали «Палача», Лея Шепард тяжело падает на край стула и взъерошивает волосы. На пол со звоном градом сыплются шпильки из низкого пучка.

Звяк. Звяк. Звяк.

Как опустошённые термозаряды. И почти в такт минимал-техно, на грани слышимости вибрирующему в стереосистеме.

Лея закрывает глаза и, глубже зарываясь пальцами в густые посечённые волосы, стискивает голову до туповатой боли.

У неё давно не было таких вспышек.

Никогда, с того момента, как ей поставили первый имплант.

Лея Шепард всегда контролировала себя. Даже когда упрямо шла на N7 и над ней потешались однокурсники. Даже когда Рекс наставлял на неё заряженный ствол. Даже когда тень Кайдена ночами являлась в кошмарных полуснах. Даже когда Совет лицемерно заявлял, что её помощь была неоценима, блокируя «Нормандию». Даже когда Грюнт размахивал пушкой перед её лицом на её корабле. Даже когда Эшли в лицо кричала обвинения в предательстве. Даже когда Призрак отправил их в ловушку. Она ничего не сделала, хотя ей было намного больнее, намного сильнее хотелось кричать и швыряться сгустками энергии, потому что контролировала себя.

А сегодня, на колкость Джокера — такой пустяк, обычно скрашивающий будни, — едва ли не взорвалась. Как сумасшедшая.

Лея растирает ладонями лицо и, вплотную придвинувшись к столу, принимается собирать «Палач» обратно. Так же бездумно, практически не глядя, доверяя лишь движениям рук и размеренным щелчкам в местах, где деталь стыкуется с деталью.

Кончиками пальцев Лея скользит по царапинам на корпусе «Палача» и криво усмехается.

Джокер потешается — ему смешно. Им всем — или смешно, или спокойно, или счастливо, или вольготно здесь, на просторной «Нормандии» под мрачным крылом «Цербера». А у Шепард по всем укромным уголкам и просторным каютам «Нормандии» оружия припрятано немерено, потому что с такой командой не угадать, когда в очередной раз тебе в лицо ткнут дуло штурмовой винтовки, швырнут в тебя биотическим шаром, решат из мести поджечь каюту или вовсе попытаются убрать, не имея в виду ничего личного.

Лея Шепард уже не знает — осторожность это, предусмотрительность или паранойя.

Просто когда она проверяет чистоту «Нормандии», старается держаться неподалеку от старой винтовки Заида (уж один-то выстрел она выдержит). Просто, проходя мимо Джек, прячет руки за спиной, чтобы успеть выставить барьер на всех, кто находится поблизости. Просто в левом грузовом просит установить пуленепробиваемые стёкла и старается держаться тайников. Просто каждый раз в отсутствие Тейна просит Джейкоба и Гарруса проверить, чтобы в системе жизнеобеспечения хранились только списанные или декоративные винтовки.

Просто…

Лея Шепард готова в любой момент бить и спасаться. Пускай даже все они говорят, что на её стороне.

Двери каюты открываются сами почти беззвучно (видимо, забыла поставить блокировку), и термозаряд легко входит в магазин. Лея круто разворачивается на кресле, на ходу передёргивая затвор, но замирает, так и не успев поднять руку.

Джокеру, однако, упорства не занимать. Он стоит на пороге капитанской каюты, предплечьем навалившись на стенку, и с мгновение шокировано таращится на «Палач» в руке Леи, прежде чем выдать с нервной, но дерзкой усмешкой:

— Развлекаетесь, капитан?

— А, нет, — Лея приподнимает уголки губ в искусственной улыбке и возвращает Джокеру колкость: — Просто проверяю готовность поддержать свою коллекцию в порядке, на всякий случай.

Пистолет прячется под столешницу, и Лея Шепард поднимается с кресла, одним взглядом уступая его Джокеру. Но он остаётся стоять почти ровно, как положено провинившемуся офицеру перед старшим по званию.

— Кажется, я что-то не то там ляпнул, Ш… Капитан. Извините.

Поправив козырёк кепки, Джокер бросает на Лею Шепард короткий взгляд из-под бровей. От подчёркнуто официального обращения не по себе даже больше, чем от неудачной шутки. Лея легко подталкивает терминалы друг к другу, освобождая себе место на краю стола, и ещё раз кивает Джокеру на кресло.

— Не бери в голову, — отмахнувшись, Лея поудобнее устраивается на столешнице. — Нервы ни к чёрту. Надеюсь, там всё в порядке?

— Да, — расслабленно отмахивается Джокер и, пожав плечами, осторожно, немного неуклюже усаживается в Леино кресло. — Там просто небольшой перегруз системы. Но она уже всё починила. СУЗИ.

— Я не хотела, — качает головой Лея и, покусав губу, уныло выдыхает: — Моя вина, что не сдержалась. Больше не повторится.

— То есть выволочки не будет? — переспрашивает заговорщицким тоном Джокер.

— Не сегодня, — усмехается Лея, складывая руки под грудью. — Ты был прав. На нашей «Нормандии» целая команда опасных наёмных убийц, террористов, преступников. И меня это правда злит. Злит, что я не могу послать Призрака на три известные буквы и пойти собирать свою команду… Потому что…

Лея Шепард не договаривает — потирает шею и отворачивается.

У Леи Шепард тонна причин, по которым она не может собрать свою команду, но веская и весомая всего одна: «Цербер». Желтый ромб на чёрном фоне — клеймо террористов, убийц, учёных-садистов, тайно выполняющих бесчеловечные заказы на благо человечества; веское основание для Эшли Уильямс назвать Шепард в лицо предательницей и преступницей… И проект, возвративший к жизни её, Лею Шепард, и всех тех, кто скорбел по ней.

— Шепард? — хмурится Джокер не столько сочувственно, как Лиара, сколько в недоумении.

Лея Шепард растерянно выдыхает, неуютно передёргивая плечами, и взгляд скользит по армейским жетонам, такие же искорёженным, холодно поблескивающим в холодном свете прикроватной лампы, как те, что она собрала на Алкере. Лея жмурится и мотает головой:

— Я ведь офицер Альянса, Джефф. А вынуждена работать с Цербером. Я, может, и… — Лея проглатывает это невесомое слово, леденящее душу и ей, и всем, кто попрощался с ней два с лишним года назад. — Но не забыла, что они сделали.

— Я тоже. Они спасли нас с тобой, когда Альянс плевать хотел. Тебя вернули из космоса, меня — в космос.

— Дело не в этом. Не в должности, которую я занимала, не в Альянсе… Я ведь выросла в семье офицеров Альянса, — Лея мечтательно улыбается, по-ребячески мотая ногами в воздухе, — честность, благородство, покорение новых планет, армейское братство, верность… А я…

Лея Шепард мысленно прикусывает себе язык — наяву царапает короткими ногтями столешницу в раздумьях. Она совершенно трезва, но на душе тошно и приоткрыть Джокеру душу хочется так, как будто бы она выпила подряд стопок пять иласы. А он благоговейно молчит — всё-таки тонко чувствует момент, когда действительно стоит обойтись без острот и вопросов — и внимательно, совершенно серьёзно смотрит.

И Лея Шепард сдаётся этому открытому взгляду живых ярко-зелёных глаз:

— Я никому не могу на этой «Нормандии» верить. Все, кого я знала — изменились. Остальные, согласись, мало похожи на солдат и офицеров Альянса. Как таким доверять?

Джокер обмирает на мгновение, морщится, как будто в мыслях перебирает весь экипаж церберовской «Нормандии» в попытках найти достойного кандидата, досадливо кривится, но, мотнув головой, всё-таки с грохотом придвигается к столу вплотную:

— Я тебя понимаю, капитан. Приструнить кучку преступников, чтобы спасти Галактику, задача непростая. Но ты справляешься, правда. Сама посуди: Джек ещё не разнесла ядро «Нормандии» и даже не закрасила логотип «Цербера» кое-чем менее приличным. Грюнт периодически висит на видеосвязи с Рексом, и кроме того разбитого стекла, убытков нет. А Касуми пока не продала ни одну запчасть с «Нормандии» на чёрном рынке. — Джокер шумно выдыхает и аккуратно ударяет Шепард кулаком в предплечье. — Кроме того… Я с тобой, капитан. Что бы ни случилось. Веришь мне?

Последний вопрос Джокер не задаёт — выдыхает полушёпотом, опасаясь не то самого вопроса, не то ответа на него. А Лея Шепард и не отвечает: она с тонкой, мягкой, живой улыбкой накрывает его плечо ладонью и коротко вздрагивает, когда ладонь Джокера ложится сверху.

Лея Шепард руку не отдёргивает, Джокер тоже не убирает.

Лея смотрит в его глаза, не в силах перестать улыбаться, и умоляет себя запомнить этот миг: тёплая мягкая ладонь, накрывающая её мозолистые обветренные пальцы полностью, и необъяснимое тепло, бьющееся под сердцем. И вспоминать его каждый раз, когда среди ночи её тянет проверить пистолет под кроватью.

Потому что если не доверять совсем никому, кроме «Палача» в укромных местах, совершенно точно можно свихнуться, затеряться в таких чёрных дырах, что никакой Серый Посредник не сможет отыскать, никакая Миранда ни с каким «Лазарем» не вытащат.

2183 год, система Хок — «Нормандия»

Лея Шепард не может спать. Даже глаза на минутку сомкнуть не может без того, чтобы увидеть райские пейзажи Вермайра, пожираемые ржавыми волнами ядерного гриба. И фигуру лейтенанта Аленко. Кайдена. Он стоит в самом центре взрыва, молча смотрит на неё самыми честными добрыми глазами, полными восхищения и заботы, улыбается краем губ, как бы убеждая: всё будет сделано, мэм, в лучшем виде.

Незаметно — на фоне лопающихся, как мыльные пузыри, гетов и агонии тропических деревьев — его глаза стекленеют, из уголка губ по подбородку прокладывает тёмную кривую дорожку кровь, румянец смущения трупными пятнами разъедает бледное лицо, и улыбка застывает посмертной маской, которой у Кайдена и не было. А Лея Шепард подскакивает на кровати с сердцем, больно бьющимся в ушибленные ребра, и захлебывается воздухом.

Старая футболка неприятно липнет к влажной спине, кружится голова и немного подташнивает — контузия, полученная на Вермайре, требует покоя и постельного режима, но Лею от одной мысли о сне выворачивает наизнанку уже третьи корабельные сутки.

Лея решительно сползает с кровати, наспех натягивает спортивные штаны и, кутаясь в большую олимпийку, в которой приходилось гоняться за нормативами N7, выскальзывает из капитанской каюты.

Лея Шепард планирует на цыпочках прокрасться мимо столовой в медотсек и, стоически выдержав укоризенно-обеспокоенный взгляд доктора Чаквас, взять там снотворное, чтобы наконец поспать. По жилой палубе разносятся взрывы смеха — людского гогота и саларианского подергивающегося хехеканья — после трех суток тишины такие громкие, такие живые… Кажется, культурный обмен между саларианскими солдатами и служаками Альянса происходит эффективно, и Лее не хочется этому мешать.

Лея Шепард кривит губы в усмешке, отчего-то горчащей на языке, решительно меняя маршрут. Вдоль стены она поднимается по лестнице на капитанский мостик, дежурные приветствуют её короткими кивками. Проекция Галактики мерцает пыльными точками звёзд и жемчужинками планет. «Нормандия» мигает неподалёку от Вермайра, и Лея Шепард содрогается: надо убираться из этой системы как можно скорее.

Взъерошив тяжёлые мятые волосы, Лея потягивается и душит зевок прямо перед беззвучно разъезжающимися дверьми в кабину пилота.

— Шепард?

Джокер, очевидно, выхватил среди звёзд на темном стекле её силуэт; Лея, не ожидавшая его здесь увидеть сейчас, пока «Нормандия» просто болтается в безвоздушном пространстве, подпрыгивает на месте.

— Джокер?

— Чудно! Вот и познакомились! — привычно зубоскалит Джокер без особого задора. — Что-то случилось, капитан? Новые вводные?

— Нет. Я просто…

Лея Шепард растерянно оглядывается, но решает остаться: в конце концов, зачем-то же она сюда пришла. Поэтому, пряча руки подмышки, садится в холодное потертое кресло второго пилота. Кресло Кайдена Аленко. И бездумно пялится в черноту бесконечного космоса, пока Джокер торопливо сворачивает лишние панели и окна.

Обычно Лее не составляет труда различить звёзды и сплетения созвездий, всё детство сопровождавшие её в иллюминаторах кают, но сейчас она смотрит мимо них — видит лишь пустоту, от которой по коже расползаются холодные мурашки.

— Капитан? Всё… В порядке?

Слишком мягко. Слишком обстоятельно. Слишком тихо, на грани беззвучия. Лея Шепард впервые слышит, чтобы Джокер, без стыда и совести по общей связи осыпающий остротами вулканы Терума и холодность Новерии, мерзость Торианина и вечное недовольство Совета, говорил так предельно аккуратно. Говорил не в пустоту, как бы размышляя, а обращался к ней. И от этого Лея на миг теряется. А Джокер уже и сам находит ответ. Прикусив изнутри уголок губы, он глухо посмеивается:

— Я имел в виду… Простите, капитан. Дурацкий вопрос. Ни хрена же не в порядке.

«В яблочко…» — думает Лея, но сил ответить не находит: едва-едва кивает, потирая переносицу.

— Как вы… Держитесь?

Он произносит это медленно, с возрастающей на каждом слове интонацией, так что непонятно, интересует его состояние Шепард или её способ не сойти с ума от серной кислотой разъедающего душу сожаления.

Способа, к сожалению, у неё нет.

Поэтому Лея Шепард неопределённо ведёт плечом и, обняв себя за плечи, задушенно хрипит:

— Не знаю… Как-то.

— А Аленко-то прав. Был. Невероятная… — вполголоса бормочет Джокер, отворачиваясь к панели управления.

И хотя он скорее притворяется, что не хочет быть услышанным, а сам косится на неё, скрытый тенью козырька кепки, Лея переспрашивает:

— Что? Лейтенант, — Шепард качает головой и торопливо поправляется. — Кайден… Он говорил обо мне с вами?

— Не то чтобы. Да я и не слушал, — Джокер даже снимает кепку и усиленно чешет затылок, видимо, пытаясь придумать ответ, а потом выдыхает то, в общем-то, что Лея и ожидала услышать: — Он восхищался вами, капитан. Да вы и сами прекрасно знаете. Все знают.

— А я его убила.

Лея Шепард впервые произносит это вслух. Психотерапевты, работавшие с ней после Акузы, обещали, что после озвучивания навязчивой болезненной для психики мысли должно стать легче, пускай и ненамного (остальное исправят лекарства). Однако Лею Шепард перетряхивает, к горлу поступает едкий ком непроронённых слёз, и она обнимает себя за плечи.

— Его убили не вы, а Сарен…

Джокер произносит эту (её!) фразу неуверенным полухрипом и дёргает уголком губ в подобии ободряющей усмешки.

— Боюсь, со мной это не сработает, Джокер, — качает головой Лея; уголки губ сами устало приподнимаются в ответ.

— Жаль.

Джокер откидывается на спинку кресла и разворачивается всем корпусом к Шепард. В его зелёных глазах Лее на мгновение чудятся райские пейзажи Вермайра, и она, словно заворожённая, не в силах отвести взгляд впивается короткими ногтями в плечи. Боль тупая, но достаточная, чтобы не позволить ей провалиться в Вермайр! Не сейчас!

— Капитан. Я знаю: вам пришлось нелегко. Сделать такой выбор… Между Кайденом и Уильямс. Это, наверное… — голос Джокера срывается на сип, и он на секунду сжимает переносицу, собираясь с мыслями. — Простите, капитан. Не знаю, смог бы ли я.

— Это не выбор, — шепчет Лея Шепард, шумно и глубоко втягивая носом воздух. — Если бы я могла выбирать, Кайден вернулся бы. Тоже. Я только надеюсь, мне не придётся пройти через это. Снова.

— Нет! Я не в том смысле… Я не виню вас, капитан! Просто… Ситуация и вправду херовая. Это нелегко. Я даже представить не могу, каково вам.

Джокер болезненно морщится, утыкается затылком в подголовник и, надвинув козырёк кепки почти на кончик носа, сжимает кулаки едва ли не до хруста. Кажется, ещё немного — переломает все пальцы.

— Джокер… Такого больше не повторится. Я не допущу.

И хотя Лея Шепард полушёпотом пытается окликнуть Джокера, это обещание в первую очередь — для неё. Он как будто тоже понимает это и тщетно пытается полушутливо отворчаться:

— Знаю-знаю. Возьми себя в руки. Я это и пытаюсь сделать.

Джокер разжимает кулаки с откровенно нервным смешком. Красные пальцы подрагивают, и Лея Шепард рывком перевешивается через подлокотник, чтобы коснуться их. У Джокера сухая горячая кожа, а торопливый неровный пульс бьётся прямо в ладони. И Лее вдруг хочется накрыть его руку своей, бережно сжать эти умелые пальцы и не отпускать, пока не придёт время заставлять «Нормандию» плясать, пока не придёт время заставлять Сарена расплачиваться.

Пока не придёт время ей уходить, Джокеру — оставаться.

— Джокер, — выдыхает Лея, пылко хватая его за запястье. — Ты мне нужен.

Джокер крупно вздрагивает, в кончики пальцев вбивается не пульсация сердца — очередь штурмовой винтовки. Жар оплеухами впечатывается в щёки, кровью ударяет в виски, раскаленными иглами ввинчивается под ногти. Немыслимо. Слишком мягко, слишком нежно — не по уставу.

Лея отдергивает руку и вжимается в спинку кресла Кайдена, желая с ним слиться. А Джокер приподнимает двумя пальцами козырёк кепки и уже с привычной уверенностью усмехается в ответ:

— Так точно, капитан. Не переживайте, я буду рядом, чтобы надрать зад этому ублюдку Сарену. И спасти ваш, в случае чего.

Лея Шепард смеётся. Коротко, неровно и, наверное, не столько от радости, сколько от жара и холода, вперемежку бьющихся под кожей, от дрожи, сковывающей тело. Однако — смеётся.

— Думаю, если мы говорим о столь высоких категориях, то можем оставить формальности. — Сквозь смех отвечает она, но тут же прикусывает губу и сдержанно добавляет: — Наедине.

Джокер скептически приподнимает бровь, будто бы за эти месяцы ни разу не нарушал субординации и безо всякого разрешения капитана, а потом заявляет возмутительно авторитетно, придвигаясь к панели управления «Нормандией»:

— Тогда… Тебе бы поспать, Шепард. Выглядишь… Ужасно. А я пока вытащу нас отсюда.

— Очень мило, — фыркает Лея Шепард, но не признать его правоту не может хотя бы потому что сама последний раз смотрелась в мутное зеркало своей душевой заплывшими от беззвучных слёз глазами. — Сейчас. Только немного посмотрю, как работает самый лучший пилот человечества.

— Смотри! Ты убедишься, что со мной тебе повезло!

Джокер самодовольно усмехается и, опустив козырёк кепки, одно за другим подвешивает в воздухе окна состояния «Нормандии». Лея Шепард удобнее вытягивается в кресле второго пилота и кутается в потёртую олимпийку N7.

Лее Шепард не нужно убеждаться, что с Джокером ей невероятно повезло.

Лея Шепард прекрасно знает, что Джокер неповторим.

«Как и каждый из команды, — напоминает она себе. — Как и каждый…»

«Нормандия», 2186

Двери лифта раздвигаются мучительно медленно и с отвратительным пыхтением, так что Лея успевает грешным делом подумать, не подхватила ли СУЗИ какой вирус на «Кроносе» или не переметнулась ли к «Церберу», вспомнив, кому обязана своим случайным появлением. И тут же — вываливается из лифта, едва не споткнувшись о распластавшуюся у заблокированной двери тень.

Джокер! Сидит, сцепив руки на коленях в замок и щурится на неё, как обычно прищуриваются на свет после долгих дней в тёмной каюте. Двери лифта с грохотом захлопываются, и Лея, нервно дёрнувшись, прячет руки в задние карманы форменных штанов.

— Долго ты тут… Сидишь? — голос охрип после длинного совещания, после попыток перекричать и переговорить всех, кто настаивал на своём видении и ведении стратегии, и рука в полузабытом жесте опасливо скользит по связкам вверх-вниз.

— Неа, — беспечно мотает головой Джокер и тут же как-то неуклюже ведёт плечом.

Не долго, конечно, а очень долго, бесконечно долго — наверное, с того момента, как она, скинув амуницию, прямиком с Кроноса рванула в Зал Совещаний, и до того момента, как лифт выплюнул её на последний этаж. Качнув головой, Лея вводит код и старается не смотреть, как медленно поднимается Джокер, не спеша цепляясь за стену пальцами.

— Что-то случилось?

— Да, то есть… Да, капитан.

Двери капитанской каюты открываются, но Лея и Джокер так и остаются стоять на пороге. Лея, вскинув бровь, чего-то ожидает от Джокера. Он — медлит.

— Извини, — наконец выдыхает он, поправляя кепку. — Я не должен был кричать ни на СУЗИ, ни на тебя. Ты знаешь, что делаешь. Всегда. И ты не отвечаешь за СУЗИ. Черт возьми, за неё уже никто не отвечает: она осознанный ИИ! Просто я испугался. Коллекционеры однажды чуть не подчинили «Нормандию». Если бы сейчас СУЗИ…

— Я всё понимаю, — перебивает его Лея, возможно, резче, чем следовало. — Может, тебе следует поговорить об этом с… Ней?

После бесконечно долгой планёрки пересохшему горлу хочется воды, желудку, практически свернувшемуся узлом, мало-мальски белкового батончика; а мозгу — отдыха. И уж точно меньше всего хочется слышать про СУЗИ.

СУЗИ, СУЗИ, СУЗИ… Её и так всегда было много, а после обретения тела — чересчур. Лее Шепард не до воздыханий Джокера по ИИ их любимого корабля.

От её резкости Джокер на мгновение теряется, хмурится, ссутуливается сильнее обычного, переступает с ноги на ногу — но не уходит. Задрав козырёк кепки повыше, непозволительно проникновенно спрашивает:

— Как ты, Шепард?

Он пришёл поговорить с ней.

И Лее ничего не остаётся, кроме как кивком головы пригласить его в каюту. Диоды вспыхивают под потолком умиротворяюще голубоватым светом, кормушка выбрасывает в аквариум сублимированные хлопья, по полу вдоль кровати стелются мерные ритмы стереосистемы, перемешавшей плейлисты. А пока Джокер оглядывается так, как будто бы прежде тут никогда не бывал, Лея уже привычным жестом отпинывает к нему стул на колесиках, а сама в растерянности замирает перед коллекцией корабликов.

У Леи Шепард целый флот — микропроекция флота, который вот уже через семьдесят два часа пройдёт через Харон, чтобы устремиться к Земле. И кто знает, какую плату потребует этот переход. Может быть, от межгалактического флота всего и останется, что по одному кораблику, печально отражающему Млечный путь, в коллекции какого-нибудь Жнеца…

— Вы долго совещались.— Было о чём, — скупо отзывается Лея, кончиками пальцев поглаживая дредноут гетов. — Не притворяйся, что СУЗИ тебе ничего не передала.

— Мы с ней не говорили. Я… Я сразу пошёл к тебе.

Лея вздрагивает и оборачивается. Джокер стоит, вцепившись руками в спинку стула, смотрит на неё внимательно и честно. Он, как всегда, готов выслушать, а Лее нужно с кем-то поделиться.

— Цитадель отбуксировали к Земле. Не спрашивай, как, — Лея чуть наваливается ягодицами на стол. — Мы даже не успели подумать, как транспортировать Горн — Жнецы уже всё сделали за нас. И Призрак тоже где-то там. Так что пункт назначения — Земля. У нас трое суток, чтобы собраться.

— О… — многозначительно выдыхает Джокер, пальцами разминая спинку кресла. — И что ты думаешь?

Лея пожимает плечами, обхватывая себя за локти. У неё не осталось ни мысли — только желание закончить это всё поскорее. Откуда-то как будто тянет сквозняком, и кожа покрывается мурашками.

— Страшно? — вдруг спрашивает Джефф.

Если бы это спросил кто-то другой, она, может быть, вспыхнула бы, разозлилась — а, впрочем, никто другой и не посмел бы спросить подобное. Её истинную, с головы до пят с обнажёнными чувствами, видел только Джефф, и Лея Шепард размеренно покачивает головой. Нет, не страшно (страшнее было сдаваться Альянсу за преступление, которого не хотела совершать, страшнее было подставлять кожу под уколы блокаторов, страшнее было лишаться космоса, звёзд и званий) — до ужаса безразлично.

Джефф медленно возвращает стул на место и замирает в полуметре от Леи. Чуть склонив голову, он внимательно вглядывается в её лицо, наверняка, бледное и утомлённое, будто бы силится различить привычное лукавство, фальшивую браваду коммандера Шепард, а потом потрясённым полушёпотом спрашивает:

— Что ты чувствуешь, Шепард?

Лея с посвистыванием втягивает воздух и поднимает на него глаза. Это вопрос с подвохом. Сейчас, рядом с Джокером, она действительно чувствует слишком многое — больше, чем может себе разрешить; больше, чем могут себе позволить они оба. Лея Шепард смотрит на Джеффа, лучшего из пилотов «Альянса», товарища, на которого можно положится, верного друга — и чувствует, как по её телу разливается тёплая уверенность, как низ живота наливается мягкой тяжестью, а переносица начинает зудеть.

Лея Шепард чувствует, что с Джеффом их связывает нечто большее, чем одно дело.

Но Джефф спрашивает, конечно же, о Земле.

— Ничего, — бормочет Лея.

— Понимаю.

Действительно, понимает. Им с Джеффом Земля — чужбина. Колыбель человечества, да, но не их колыбель. Их родили и воспитали челноки, фрегаты, звёзды в окнах иллюминатора, истории родителей о своих и чужих командировках на неизведанные планеты, их воспитал Альянс.

— Если что, ты же знаешь, я с тобой до конца.

Джефф задирает кепку и как-то растерянно накрывает её плечо ладонью. Он как будто не знает, хлопнуть её ободряюще или нежно потрепать, и задерживает руку. Она обжигает. Плотную ткань форменного Альянсовского поло прожигает насквозь, кажется, что вскипает кровь, и Лея, облизнув пересохшие губы, кротко кивает. А пальцы сами тянутся поправить чуть сбившийся и расстёгнутый на пуговицу больше положенного воротник поло Джеффа. Он гулко сглатывает. Едва различимо двигается кадык. Кончики пальцев и без контакта ощущают жар и пульсацию под его кожей.

На языке крутится вопрос, что же чувствует Джефф, почему сильнее сжимает её руку и практически не дышит, когда они так близко друг к другу, но вместо этого Лея Шепард тянет воротник на себя.

Лея целует Джеффа.

Они балансируют едва ли не на носочках, разделённые стулом и метром, так что Джефф может отстраниться, но он вдруг отпинывает стул в сторону и подаётся вперёд, всем телом прижимая Лею к столу. Из-под неровно соскользнувшей на стол падает кружка с кофейными разводами. Рассыпаются по полу веером датапады.

А Джефф вместо того, чтобы уйти, целует Лею крепче. Жгучая ладонь скользит не по плечу — под лопаткой вниз, к талии, и бережно перехватывает у поясницы. Лея отпускает воротник, и кончики пальцев, скользнув по шее до мурашек нежно, путаются в жёстких кудрях Джеффа. Кепка падает на пол, Джефф прикрывает глаза, и Лея — тоже.

В темноте Лея задыхается от чувств, вдруг накрывших её. У неё кружит голову, как у истощенного жаждой кружит голову после глотка воды, как у задыхавшегося — после первого глотка кислорода.

И Лея жадно, глубоко дышит вместе с Джеффом. Как будто впервые со дня воскрешения.

Если бы Джефф не держал её так крепко, она бы упала, наверное: слишком сильно дрожат колени, и она как будто проваливается в пустоту.

Они отстраняются друг от друга медленно, взбудораженные, восторженные, но вконец растерянные собственной выходкой. Лея ведёт носом вдоль зеленоватой вены, дёргано пульсирующей на шее Джеффа, украдкой пытаясь запомнить его запах. От него пахнет «Нормандией» — домом.

Лея виновато опускает голову и, поджав губы, пытается промямлить что-то сродни извинению.

Не получается. Она могла бы сказать, что ей жаль, но это — ложь. Ей не жаль ни капли, и она бы сделала это снова. Потому что теперь она хотя бы может сказать, что сделала всё, что могла хотеть (во всяком случае, больше, чем могла себе представить).

Лея Шепард не хочет умереть — и не хочет никого терять, но она слишком давно на этой войне, чтобы жить, поддаваясь иллюзиям: Харон не пропустит никого без оплаты, в битве со Жнецами не обойдётся без жертв.

— Ух ты, — выдыхает Джефф, на неверных ногах прислоняясь к стенке рядом с дверью в санузел.

«Так вот, что ты чувствуешь, Шепард», — отвечает Лея мысленно и опускает голову.

Они, конечно же, об этом забудут, как забыли о том, как проснулись в одной постели после вечеринки (спасибо, одетые!), потому что у девушки Джокера вместо рук «Таниксы», а вместо сердца «Тантал».

— Мне надо готовиться к высадке, — полушёпотом, нервно растирая голосовые связки, бормочет Лея.

— Понял. Ухожу.

Джефф напяливает кепку до самого кончика носа и неспешно двигается в сторону выхода. А Лея, вцепившись руками в столешницу до судороги, до дрожи, пытается дышать спокойно и невозмутимо. Когда двери с тихим хлопком разъезжаются, Джефф вдруг оборачивается и задирает козырёк кепки:

— Хей, Лея! Я с тобой до конца. И дальше.

— Дальше?

— Дальше… — улыбается Джефф и, подмигнув ей, выходит из каюты.

А Лея тяжело плюхается на пол и беззвучно смеётся, дрожащими руками пытаясь охладить горячие щёки. Наконец-то она чувствует себя живой — и даже новые записи с базы «Цербера» её не разубедят в этом — и Лея Шепард сделает всё, чтобы чувствовать это как можно дольше.