Метка: дополненная сцена

  • Дружеское плечо

    2186 год, Цитадель

    — Кстати, я приняла предложение Удины.

    Эшли неуклюже ведёт плечом, с которого совсем недавно сняли лангету, и невесомо приподнимает уголки пухлых губ. Мимолётная улыбка могла бы показаться умилительно красивой, если бы тянуло улыбнуться в ответ. Почему-то не тянет.

    — О должности Спектра? — сдержанно уточняет Лея зачем-то (прекрасно ведь знает, о чём речь и почему Эшли старается говорить настолько завуалированно, насколько умеет) и тут же, опустив взгляд, пытается смягчиться: — Поздравляю.

    — Мелочь, — потирает плечо Эшли и спешно добавляет: — По сравнению с тем, что происходит.

    Лея Шепард молчит, приподняв бровь, и душит кривую усмешку. Мелочь… Если бы три года назад кто-нибудь назвал назначение специалистом в спецкорпус тактической разведки мелочью, Лея Шепард охотно переложила бы бесконечные скачки по ретрансляторам и фотографии погибших в своём инструментроне на его плечи: пускай бы тащил этот груз легче пушинки. А если бы Эшли Уильямс — сержанта Уильямс, вгрызающуюся в возможность заслужить признание в ВКС Альянса, мысленно перегрызающую глотки косо глядящим ксеносам — кто-нибудь предупредил, что она станет Спектром, она, наверное, рассмеялась бы в лицо не то от досады, не то от злости.

    Но теперь Лея Шепард стоит, сложив руки под грудью и расправив плечи, и придирчиво, как впервые, оглядывает второго спектра из людей, словно бы и не видела её в бою никогда, а Эшли Уильямс небрежно ведёт бровью, бормоча, что даже представления не имеет, какие обязанности возложит на её плечи Удина.

    Эшли Уильямс не торопится показывать средний палец всем ксеносам Совета, Лея Шепард не торопится разбрасываться восторгами и поздравлениями.

    — Что ты думаешь об этом? — несмело, негромко спрашивает Эшли и опускает голову, как провинившаяся школьница.

    Но даже от этого вопроса неестественная больничная тишина, вибрирующая приборами и попискивающая данными, не разрушается, не рассыпается, сгущается всё сильнее напряжением в воздухе и царапает слух изнутри. Лея неприязненно качает головой и задумчиво потирает плечо. Быть может, вовсе не в больнице дело, не в нелюбви к ней. Взгляд почему-то с удовольствием скользит по палате: от прибора к прибору, от датапада на краю тумбы к сборнику стихотворений и коробке конфет (интересно, этим Удина решил подкрепить своё предложение?). А чтобы взглянуть на Эшли, приходится сделать усилие. Да и Эшли старается не смотреть на Лею лишний раз, несмотря на то что они как будто бы всё уже обсудили и договорились, что должны доверять друг другу. Хотя о каком доверии может идти речь, если капитан-лейтенант Уильямс не то что обсуждать новое звание не хочет (да, поборола проклятье семьи Уильямс, да, послужила на благо Альянса систем) — руку при встрече не пожимает.

    И даже сейчас, после их разговора, что Марс расставил все точки, Эшли Уильямс держится на расстоянии двух широких шагов, а Лея Шепард пытается защититься от неосязаемых, невидимых выпадов скрещенными на груди руками и не спешит поворачиваться спиной.

    Они всё-таки изменились. За три года, может быть, даже слишком.

    Смерть изменила их. Наверное, сделала лучше, если на плечи Шепард легла судьба всей Земли (или даже Млечного Пути), а на плечи Уильямс — защита Совета. Но — развела по разные стороны. Потому что очень сложно поверить, что кто-то вернулся из-за черты смерти прежним; потому что практически невозможно вернуться тем, кем ты был. И хотя Лея Шепард это понимает (вбивает себе в голову с той самой встречи на Горизонте), что-то всё равно голодным варреном гложет душу.

    — Ты прекрасный солдат с отличным послужным списком, — на одном дыхании выдаёт Лея практически искренне. — Ты это заслужила.

    — Когда ты такое говоришь… Это много значит.

    Эшли Уильямс улыбается почти взаправду — Лея Шепард прячет руки в карманы жёстких форменных штанов Альянса и прислоняется к стене. Они говорят ещё немного: о надежде, о семьях, о борьбе, которая никогда не заканчивается. Но Лея почему-то не верит ни одному слову, они расщепляются в дезинфицированном воздухе больницы на фононы и тонут в тишине.

    Тишина всё растворяет лучше всякой кислоты.

    Поэтому Эшли безмолвно — красноречиво поглядев в сторону окна — просит Лею оставить её наедине с документами, мыслями о семье и физиопроцедурами, а Лея уходит, махнув рукой, которую хотела протянуть.

    ***

    Горло раздирает сухость и тошнота, а ещё — воздух Цитадели, по-особенному густой от постоянных запахов крови и панацелина, звуков новостей и неестественных взрывов смеха. Лее хочется это запить, поэтому в зоне ожидания Дока 24 она лавирует между встречающими, провожающими, прощающимися к кофе-автомату и списывает со счёта десяток кредитов. Автомат дребезжит, похрустывает и кряхтит, как будто не механизм, а консервная банка под прессом, но всё-таки заваривает в картонном стаканчике с голубым символом Цитадели кофе той самой орехово-приторной сладости и густоты. Лея поспешно размешивает сахар, отправляет палочку в контейнер на переработку и оглядывается, куда бы присесть.

    — Шепард? Шепард, я тут!

    Лея крупно вздрагивает всем телом, откликаясь на зов, и чудом не расплескивает кофе на руку. Встречи со старыми знакомыми Шепард не любит: за два года усвоила, что голоса из прошлого не приносят ничего, кроме тошнотворной горечи под языком и боли. До сих пор ноет скула после встречи с Джек, а на разноцветный синяк, который не способна скрыть ни одна тоналка (Лея целую тонну пробников израсходовала в магазинчиках Президиума!), вот уже неделю беззастенчиво таращится половина экипажа. Вторая половина — опасливо косится украдкой.

    Впрочем, сейчас всё должно пройти по-другому. Диаметрально. Потому что Лея Шепард, оборачиваясь на очередной оклик, видит у перил обзорной палубы Миранду Лоусон и невольно расплывается в улыбке.

    — Миранда! Не ожидала тебя здесь увидеть!

    — Серьёзно? — с деланной обидой поджимает губы Миранда, когда Лея присоединяется к ней. —Между прочим, я тебе писала, что буду рада встретиться с тобой на Цитадели.

    — Да? Прости. Я в суете порой забываю проверить почту. Хорошо, у меня теперь есть секретарь, который скидывает письма первой степени важности прямиком на инструментрон.

    — Смотри-ка, — едкой хмыкает Миранда, — а раньше никого на выстрел не подпускала к терминалам.

    — Чамберс слишком сильно верила Церберу. А тебе… Тебе это никогда не мешало.

    Лея Шепард коротко смеётся, вспоминая постскриптум в письме Орианы Лоусон, адресованный Миранде. На лицо Миранды падает тень от пришвартовывающегося в соседнем доке крейсера, и то ли от этого, то ли от бровей, сведённых к переносице, она кажется мрачно-печальной, когда спрашивает вполголоса:

    — А я по-твоему… Не верила Церберу?

    — Нет, — легко мотает головой Лея, — ты верила в Цербер. И оказалась права: может быть, Жнецы ещё не успели заполонить всю Галактику, потому что мы и технологии Цербера тогда поработали… Неплохо.

    — Ты так думаешь?

    Лея Шепард пожимает плечами. Она не любит вспоминать прошлый год — головокружительный кошмар, показавшийся спуском к сердцу Ада, пропахший кровью, перегретыми термозарядами и химозным алкоголем Омеги — но он сам снова и снова догоняет её случайными встречами: Призрак, Цербер, Эшли Уильямс, Саманта Трейнор, родом с Горизонта, Джек. Теперь — Миранда. Лея делает короткий глоток и интересуется, чем занималась Миранда в последнее время. Ожидает чего-то глобального — Миранде Лоусон под стать: собирала компромат на Призрака, вместе с сестрой пыталась отобрать у отца корпорацию, изучала отрывки данных о базе Коллекционеров, вместе с Цербером готовилась отвоёвывать у Лиары Т’Сони оружие против Жнецов…

    — Была в бегах, — слишком непринуждённо выдыхает Миранда и невесело улыбается. — Скрываться ото всех — не так весело, как кажется.

    Миранде Лоусон в очередной раз удаётся оглушить Лею Шепард. Она замирает со стаканом у губ, так и не сделав глоток. У Леи много вопросов в голове. Наяву — лишь отрывистые фразы:

    — Ты… Я… Почему ты не сказала?

    — Это не имеет значения. Я ведь знала, что уход из Цербера не пройдёт незамеченным. — Миранда качает головой и торопится перевести тему: — Такое ощущение, что мы целую вечность не виделись, коммандер Шепард. Только подумай, в какое интересное время мы живём.

    — Даже слишком… — без особого энтузиазма соглашается Лея.

    Систему за системой Млечный Путь захватывают Жнецы, Ария Т’Лоак и наёмники-головорезы с Омеги готовы защищать всю Галактику, пока Совет отказывает в помощи, Джек учит детей, Миранда Лоусон больше не с Цербером. А Лея Шепард, Джокер, Карин Чаквас и «Нормандия» — снова члены Альянса. «Если долго думать об этом, можно сойти с ума», — тяжело вздыхает Лея, по кругу гоняя кофе в стаканчике, и украдкой изучает Миранду.

    Кое-что даже в этом рушащемся мире остаётся практически неизменным: Миранда Лоусон по-прежнему безукоризненно хороша. Аккуратная укладка, ровный едва различимый макияж, сдержанность в речи, точность в каждом движении, только на лабораторном костюме больше не найти жёлтый шестиугольник, только жесты как будто бы мягче, а улыбка — шире, живее, искренней.

    — Но кое-что всё равно не меняется, не правда ли? — усмехается Миранда, кончиками пальцев показывая на кофе. — Дай угадаю: полстакана кофейного порошка, полстакана сахара и пара капель кипятка. И всё из вон того замызганного автомата?

    Лея Шепард морщит нос, передразнивая проницательность Миранды, и смакует вязкий пересладкий глоток.

    — С тобой неинтересно. Ты всё про меня знаешь. Даже то, чего пока не знаю я.

    — Знаю, — на редкость легко соглашается Миранда и посмеивается, прикусив губу. — Но всё ещё не всегда тебя понимаю. Почему ты пьёшь эту дешёвую бурду? Мне казалось, Альянс платит своим офицерам приличное жалование.

    Один выстрел — две поражённых мишени. Прямо как в байках Архангела, рассказанных под стакан виски Лиаре Т’Сони. Лея Шепард ведёт бровью, растягивая очередной глоток, а Миранда довольно, как сытая львица в умиротворяющих научных передачах про Землю, и самолюбиво улыбается. Знает, что безупречна.

    — Ты определись, хочешь знать про Альянс или про кофе.

    — Просто представить себе не могу, что они тебе наплели, чтобы ты вернулась… — качает головой Миранда и, опустив голову, торопливо выдыхает себе под нос, словно опасаясь быть услышанной: — Я не смогла попасть к тебе после того, как Альянс арестовал тебя.

    — Меня отстранили. Посадили под условно домашний арест. Всё сложно.

    Всё сложно — пожалуй, слишком простое описание тех нескольких предварительных слушаний, где совет адмиралов прогонял по кругу одни и те же вопросы, перечислял одни и те же статьи, очевидно, намереваясь заговорить Шепард до смерти, и полугода заключения в Ванкуверской штаб-квартире, которое по документам мягко обзывалось «домашним арестом».

    Лея Шепард катает между ладоней картонный стаканчик и хмурится: жаль, вычеркнуть эти дни из разума, из реальности нельзя, и кто-нибудь нет-нет, да вспомнит!

    — Не сомневаюсь, — кивает Миранда. — Удивительно, что тебя не отдали под трибунал. Альянсу вообще не свойственна гибкость никакого рода. И тем удивительнее видеть тебя… В этом.

    Миранда Лоусон с привычным скептицизмом поддевает двумя пальцами жёсткую ткань форменной рубашки на плече Леи. Лея беззвучно смеётся, опустив голову, и толкает Миранду локтем в бок:

    — Да брось. Ты же знаешь. Я всегда была офицером Альянса.

    Миранда сдавленно фыркает и обречённо качает головой, кажется, опять хочет застонать от безнадёги: «Ты неисправима, Шепард!» Но молчит, проглатывая фразу. Молчание Миранды не такое, как молчание Эшли Уильямс, изучающе-подозрительное, когда хочется защищаться молчанием в ответ — оно неловкое, виноватое, как будто бы Миранда, Миранда Лоусон, которая преуспевает буквально во всём, впервые не знает, как правильно поддержать диалог. Эта тишина не травит, не душит — мешается и раздражает, как зуд от песчинки в глазу, и Лея Шепард торопится избавиться от неё. Она залпом допивает остатки кофе и непринуждённо пожимает плечами:

    — А что до кофе…. Знаешь, только это бурда мне и нравится, — между животом и грудью, чуть ниже солнечного сплетения, дрожит горячий шар, непонятно, от кофе, воспоминаний или присутствия Миранды. — Вкус детства. Когда ждёшь, пока корабль, на котором возвращается мама, папа, или оба, пришвартуется в доке, пока все пройдут процедуры, не находишь себе места. В прямом смысле. Мест в зоне ожидания тоже нет: все заняты. А если корабль задерживается… Или ты краем уха услышала, что «Эйнштейн» оказывал поддержку на Мендуаре…

    Стакан с хрустом сжимается в руке. Воспоминания мелькают широко распахнутыми глазами испуганных детей и кровавыми повязками — самые яркие воспоминания её шестнадцати лет. Лея судорожно выдыхает, прикрывая глаза, и даже не вздрагивает, когда мягкая холодная ладонь Миранды ложится на её плечо:

    — Шепард… На Земле…

    — Миллионы людей погибли за считанные секунды, — голос опять предательски срывается, а перед глазами не то небо, не то голубые глаза мальчишки за несколько секунд до взрыва аэрокара. — Жнецы. Именно этого мы боялись.

    — Им нужно было выслушать тебя давным-давно, — впиваясь пальцами в плечо, рычит сквозь зубы Миранда, но тут же убирает руку: — Прости.

    Лея Шепард коротко мотает головой и, растерянно повертев в руках мятый стаканчик, поворачивается всем корпусом к Миранде:

    — И всё-таки, ты здесь какими судьбами?

    — О, мне нужно связаться с парой человек, как и тебе. Цитадель — лучшее место для встречи. Пока что…

    Миранда Лоусон, как обычно, хитрит, извивается, ускользает от прямого ответа, спрашивает о планах Альянса так, как будто бы у Альянса есть какие-то планы, и Лея Шепард ей отвечает так же, уклончиво, невесомо, исподлобья вглядываясь в глаза, и всё-таки ожидает внятного ответа. Миранда увиливает от разговора изящными невесомыми (даже каблуки не цокают) шагами по узкому проходу дока к КПП, но на полпути всё-таки оборачивается — сдаётся:

    — Шепард… На самом деле, есть одно личное дело. Я тебе писала о нём. Я давно не получала писем от Орианы. Я… Волнуюсь.

    — Мне казалось, мы обеспечили безопасность твоей сестре, — хмурится Лея, небрежным броском отправляя смятый стаканчик в ближайшей контейнер для переработки целлюлозы.

    — Да. Просто… Я знаю, что в этом замешан отец.

    — Что случилось?

    — Не знаю. Я сделала всё, что могла, но толку не было.

    — Почему ты решила, что в этом замешан ваш отец?

    — Мы с Орианой регулярно списывались. И, конечно, я следила за сестрой. А потом она просто взяла — и исчезла… Без следа. Это мог быть только отец. Даже когда нам удалось её спрятать, я знала, что он будет её искать, ни перед чем не остановится. Она — последнее, что останется после него. Я даже предполагаю, как он мог это обставить.

    — Я тоже, — отрывисто выдаёт Лея, складывая руки под грудью; по коже проносится дрожь. — Есть кое-кто, кто может уничтожить любого, а может воскресить.

    — Цербер, — вскидывает бровь Миранда и мрачно усмехается.

    — Призрак, — конкретизирует Лея, голос низко вибрирует ледяной яростью. — Сомневаюсь, что он просто так отпустил своего лучшего оперативника. Ты опасный противник.

    — Так и есть. Он сказал, что со мной было приятно иметь дело, но ему нужно разобраться с ситуацией.

    Лею Шепард передёргивает. Как наяву она слышит этот полумеханизированный сипловатый голос Призрака и видит сигарету, медленно превращающуюся под его пальцами в серый пепел. Такими словами озвучивают приговор. Он в ярости, в гневе… И с холодной головой. Они обе понимают, что противостояние Призраку — приговор кому-то из них, и пока что Призрак сильнее.

    Лея делает порывистый полушаг к Миранде:

    — Если я только чем-то…

    — Нет, — ледяным ровным голосом отрубает Миранда и отводит взгляд; если посмотрит, если подумает — согласится. — У тебя и так хватает дел, Шепард. Я… Я справлюсь, не сомневайся.

    Лея Шепард не сомневается в Миранде. Это же Миранда Лоусон — у неё лучшие гены, надёжные связи, крепко зажатые в угол должники, самые секретные каналы информации, вот только совсем мало тех, кто протянет ей руку. Может быть, Лея Шепард — единственная. Но когда она делает ещё один шаг, Миранда легко ускользает в сторону КПП, и рука нелепо повисает в воздухе.

    — Миранда…

    — Что ты со мной делаешь, Шепард! — шипит Миранда, оборачиваясь.

    Её каблуки раздражённо отстукивают ровно три шага — три ступеньки до Леи Шепард. Лею окутывает лёгким запахом жасмина, невесомые ладони замирают на лопатках. Обнимает Миранда не так, как Лиара, слишком невесомо, слишком неловко, слишком несмело. А Лея чувствует напряжённое дыхание Миранды на виске и бережно поглаживает её по спине. Обе вечно в невидимой броне, вынужденные носить фальшивые улыбки, держать руку на пульсе и рукояти пистолета, сейчас, кажется, в сутолоке зоны ожидания, в запахах слёз, топлива, декстрогазировки и дрянного кофе, они гораздо ближе друг другу, дороже, чем могли когда-либо представить.

    — Будь осторожна, — горячо шепчет Лея, когда Миранда отстраняется, дружеским поцелуем мазнув по щеке.

    — Ничего не могу обещать.

    Миранда легко взбегает по ступенькам к КПП, но перед тем, как раствориться в тенях и суете, оборачивается.

    — Знаешь, Лея… — мягко и едва уловимо, как умеет только она, улыбается Миранда. — Ты была права. Всё-таки синий тебе куда больше к лицу, чем чёрно-белый. Чего не скажешь о «Нормандии».

    Лея Шепард поправляет примятый воротник рубашки и, пряча руки в карманы, до нелепого широко улыбается в ответ.

  • Отложенный выстрел

    2186, Цитадель

    Едва различимый щелчок термозаряда, занимающего место в дробовике, действует магически. В зоне ожидания дока D24 не остаётся никого: ни развалившегося на два места озадаченного бизнесмена, ни фаната новостей, кажется, не оставляющего место перед терминалом, ни обнимающегося с женой-азари турианца.

    Одна Лея Шепард.

    И ствол дробовика в чешуйчатых лапах крогана.

    Всё это уже было когда-то: и немая тишина с белым шумом волн вод Вермайра, и залитые жаждой крови глаза крогана, и чёрное — темнее зловнщего космоса — дуло. Только Лея Шепард тогда стояла в экипировке, держала пистолет под рукой и Кайдена с Эшли на подстраховке, а ещё — была невиновна.

    — Ты спятил, Рекс? — нервно посмеивается Лея Шепард в ответ на обвинения и пытается отодвинуться от дробовика. — С чего бы мне тебя предавать?

    Лея бормочет ещё что-то невразумительное про отцовские — или дедовские — доспехи не в силах перестать улыбаться с натянутым дружелюбием. Она толком и не помнит, как это было, где — да и было ли в самом деле! Помнит только, что сразу после этого Рекс назвал Шепард другом, а уже через несколько дней — наставил на неё дробовик.

    Чернота дула недоверчиво покачивается, подступает к лицу, так что можно почувствовать отвратительный запах омни-геля. Лея Шепард туго сглатывает, делает ещё полшага назад, чудом не оступаясь: сама бы себе не поверила. Не после того, как шевельнулись предательски губы вслед собственному голосу на записи.

    — Смелая попытка, Шепард! Но на этот раз слова не помогут.

    Лея знает. Потому что и слов никаких у неё нет. Ни слов, ни мыслей — ничего, кроме шума сердца в ушах и дрожи в немеющих кончиках пальцев. Гулкий голос Рекса обещает быструю смерть — выстрел в голову. Холодный металл дробовика прижимается ко лбу. Лея медлит. Думает, почему гражданские — и не только — нерасторопные в бытовых мелочах, заслышав звуки оружия, становятся неуловимей вспышки света. Думает, что Рексу, чтобы её убить, нужно было ходить тише и прикрутить на дробовик самодельный глушитель. А потом невидимая сила толкает её в спину, как тогда, много лет назад на Акузе: «Шепард, не стой столбом!»

    Сгусток кинетической энергии вбивается в пол через миг после того, как Лея кувырком укатывается за колонну. По голени прокатывается огненно-кипучая боль (задело всё-таки по касательной!). Мир теряет краски, словно бы Цитадель накрывают стремительные, неправильно густые сумерки. Сердце бьётся гулко. Может быть, даже слишком, так что Рекс со своим звериным чутьем чувствует: не может не чувствовать вскипающий в венах, сковывающий жгучей дрожью всё тело страх.

    — Перед тем, как ты умрёшь, скажу, что я отзываю своих воинов с Земли! Если мой народ погибнет, то и твой погибнет тоже!

    «Дрянь! — обхватив часто пульсирующий кровавый ожог прохладной ладонью, Лея всем телом вжимается в колонну и стискивает зубы до хруста. — Его народ… Мы не за один народ сражаемся! Если погибнет Земля, погибнут все остальные!» Взгляд лихорадочно мечется по зале ожидания: дрожащие гребни, спины, мелко вибрирующие сидения, выбоины в полу — всё сливается в голубовато-лиловую пелену. За бронированным стеклопластиком КПП серо-синими пятнами суетятся, хватаясь за «Мстители», сотрудники СБЦ, в паре метров валяется один из них, оглушённый. Рядом — «Палач», не привычный, с чёрных рынков Омеги, но тоже надёжный. Дотянуться бы.

    Выжить.

    Лея осторожно высовывается из-за угла. Тень крогана, уродливо вытянутая, распластанная на исцарапанном ногами полу, неотвратимо приближается; Рекс безошибочно направляет дробовик в её сторону.

    — Нужно поискать другой выход, Рекс! — кричит Лея, опять прижимаясь к колонне.

    — Другой выход нужно было искать на Вермайре! Но я ошибся, поверил тебе. Каким же я был дураком!

    «И я была наивной дурой!» — беззвучно выдыхает Лея Шепард. Холод не то металла, не то ужаса, ползёт по коже мурашками вниз. Эти слова адресованы Рексу, но звучат не для него: вибрирующая надежда для неё, сигнал к действию для коммандера Бейли, мгновение назад перехватившему её взгляд. Только бы понял.

    Только бы прикрыл спину.

    — Что замолчала, Шепард? В чём дело? Есть ствол, но нет Эшли, чтобы сделать за тебя грязную работу?

    Лея Шепард прикусывает губу до боли и крови и беззвучно неровно смеётся, следя за шевелением тени на стенах. Сердце грохочет бешено, в венах вскипает кровь. Рекс уже близко. Так близко, что его блеклое, размытое, полупрозрачное, мутное отражение неторопливо скользит вдоль окон КПП. Так близко, что почти отомстил.

    — Ты трусиха и предательница! — рокочет Рекс, желая быть услышанным всей Цитаделью, наверное; но его голос тут же тонет в посвистывающем треске очереди из винтовки.

    М-8 хороша всем — разве что термозаряды расходует быстрее, чем убьёт крогана — но для Леи мгновения растягиваются в часы. Она рывком выкатывается из укрытия пистолету навстречу, потому что находиться рядом с раненым разъяренным кроганом безоружной так же нелепо и бестолково, как пытаться голыми руками задушить молотильщика.

    А ещё потому что хочет, чтобы Рекс её видел. Видел, что она не боится его.

    Передернув затвор «Палача», Лея Шепард коротко касается тёплой шеи сержанта СБЦ. В подушечках пальцев отпечатывается пульс, непонятно только, чей — едва уловимый сержантский или болезненный Леин.

    Очередь из винтовки Бейли с хрустом впечатывает Рекса в стекло. Лея Шепард мягко вскакивает, сжимая обеими руками пистолет, и за два широких шага становится плечом к плечу с коммандером Бейли.

    Они держат Рекса на мушке. Коммандер Бейли не стреляет, потому что пытается заменить термозаряд в перегретой винтовке. Лея Шепард — опять не смеет выстрелить. А Рекс, распластанный на стекле, истекающий кровью, изрешеченный двумя винтовками подчистую, Рекс смотрит всё с той же слепой яркостью, кровью залившей глаза. Всё так же направляет на неё дробовик.

    — Я… Знаю… Что… Ты сделала… Шепард.

    И хотя ствол в ослабевших лапах мотыляет из стороны в сторону, Лея Шепард уверена: Урднот Рекс не промажет. Палец намертво примерзает к спусковому крючку. Выстрелить гораздо легче, чем переубедить; правда на стороне того, кто выстрелил раньше. Такова философия кроганов. Может быть, с ними давно стоило поговорить на их языке?

    Лея Шепард стреляет и закрывает глаза. Волной тошноты её накрывает звон скачущих по полу осколков, вязкий звук упавшего тела и предсметрный яростный вопль крогана, тонущий в хрусте огромного куска стекла. Лею Шепард штормит, пистолет вываливается из рук, отдача — несильная, но возвратившаяся как будто издалека — и боль в обожженной ноге лишают равновесия.

    Лея тяжело садится тут же, на холодный пол, усыпанный выбоинами от выстрелов дробовика, и осторожно срывает с опухшей кожи кусок жёсткой ткани. По пальцам вязко сползает тёмная красная кровь.

    — Шепард! Что это было, черт побери?

    Коммандер Бейли присаживается перед ней и торопливо запускает на инструментроне сканер первичной диагностики. Лея не шевелится. Оторопело глядя в разбитое стекло, только что поглотившее Рекса, она шепчет:

    — Мы… Не сошлись во мнениях по одному вопросу. Но я надеялась, что до этого не дойдёт. — На периферии зрения торопливо моргает инструментрон Бейли, оповещая о завершении сканирования, и Лея медленно оборачивается к нему: — Как там?

    — Кажется, просто царапина, — с явным облегчением выдыхает Бейли и, скрыв инструментрон, подставляет Лее Шепард плечо. — Вы даже не пытались защищаться.

    — Не каждый день в тебя тычет дробовиком разъяренный кроган. Всё больше как-то лазеры Жнецов, — невесело кряхтит она в ответ, позволяя себя поднять.

    — Да? А я думал, это для вас ещё лёгкий день.

    Лея коротко мрачно посмеивается и, едва сделав шаг, бесцеремонно всем телом наваливается на коммандера Бейли. Ноги не держат не то от боли, не то от пережитого ужаса. Сходиться лицом к лицу с кроганом всё-таки не одно и то же, что выходить один на один со Жнецом.

    Кроганы непредсказуемее.

    — Вы мне жизнь спасли. Спасибо.

    — Просто выполнил свою работу, — не без самолюбования улыбается Бейли и смущённо добавляет. — Ну и вернул вам долг.

    Док D24 оживает. Поднимаются с пола, выползают из-под кресел, выкатываются из углов испуганные гражданские и ошарашенные безоружные военные. Воздух гудит от вибраций инструментронов, гарнитур и разноголосья. Все обеспокоены, все напуганы — все живы. Слабость накатывает снова, когда коммандер Бейли отдаёт приказ своим людям прибрать всё этажом ниже, Лея спотыкается на ровном месте.

    Бейли заботливо прижимает её к себе покрепче и выглядывается в лицо, наверное, бледно-серое, как через пару часов после «Лазаря».

    — Может, всё-таки в Гуэрта?

    Лея мотает головой и с усилием, переборов ком тошноты в районе груди, усмехается уголком губ:

    — Не нужно. Сами же сказали: царапина. Давайте к вам. Вы мне дадите обработать ногу панацелином, не возвращаться же мне на «Нормандию» в таком виде, а я дам показания. Вам ведь по-любому ещё рапорты строчить.

    Коммандер Бейли мрачно кряхтит, проклиная на все лады бюрократов и крючкотворцев, пока они на разные ноги хромают к лифту. Лея Шепард слушает шипящие ругательства, смотрит на мелькающую перед глазами серо-синюю форму СБЦ и невольно вспоминает Гарруса Вакариана. Ещё вчера он восхищался чудесами дипломатии, позволившими ей примирить кварианцев и гетов, турианцев и кроганов.

    А сегодня — Лея Шепард кидает короткий взгляд через плечо, едва ВИ Цитадели оповещает, что лифт отправляется в Посольства, и видит осколки, пятна крови, следы выстрелов повсюду — она его подвела.

  • По делам их

    Онтаром, 2183

    Спектровский пистолет, ещё толком не пристрелянный, в руке лежит ровно, почти невесомо. Не дрожит. И не дрогнет.

    Сощурившись и почти не дыша, Лея Шепард смотрит вперёд и в прицеле видит только жёлтый шестиугольник Цербера.

    Она, конечно, говорит Тумсу, что всё ради закона, ради порядка, ради его спасения, но эти слова теряются в голосах, в шуме приборов — растворяются в наэлектризованном дезинфицированном воздухе. Ученый с эмблемой Цербера на плече что-то лопочет, оправдываясь, пытаясь подкупить, умоляя. Капрал Тумс надвигается на него, размахивает (название ствола), рычит о мести и опытах. А у Леи в ушах звенит визг молотильщика, поглощающий предсмертные вопли сослуживцев, один за другим, заглушающий хлюпанье крови и хруст костей. Пальцы прирастают к рукояти пистолета намертво.

    — Мне плевать! Плевать на закон! Я должен убить его, Шепард! — врывается в разум голос капрала Тумса, звуки рассыпаются царапучим песком, а он повторяет, как заведённый: — Меня пытали! Я выжил, стал лабораторной мышью. А ты обошлась лишь парой царапин и репутацией!..

    — Нет, — одними губами перебивает его Лея Шепард, чувствуя, как сжимаются связки, и коротким взглядом обрывает Тумса.

    Он не знает, что она вынесла. Никто не знает.

    И ей хочется расквитаться за это не меньше, чем Тумсу.

    Лея Шепард жмёт на спусковой крючок легко, но смотрит не на ученишку — на капрала Тумса. Когда хлопает выстрел и тело с грохотом валится на пол, заливая красной кровью просветы меж плит, Тумс сперва дёргается, как от оплеухи, а потом выдыхает, сжимает кулаки и поднимает голову. Он смотрит даже не на Шепард — мимо, на двери. По лицу его прокатывается волна облегчения: уголки губ опускаются, расправляется складка на лбу, глаза прикрываются…

    Кайден сейчас соображает быстрее Леи и ловит Тумса за секунду до того, как он упадёт рядом с церберовцем. Тумс хватается за предплечье Аленко, благодарно кивает и даже не пытается отстраниться. Его штормит и мотает из стороны в сторону, словно бы этим выстрелом Лея Шепард выбила из него остатки адреналина, на которых он бегал по лаборатории последние сутки, лишившись отряда. Тумс хрипит, булькает с облегчением, как ВИ, у которого отключили питание, что всё наконец-то закончилось. А Кайден Аленко, закинув руку капрала Тумса на шею, вместе с ним покидает поле зрения Леи. За спиной с шипением раскрываются двери, отстукивают по плитке быстрые короткие шаги, и трехпалая ладонь ложится на плечо.

    — Шепард? — рычаще рокочет над головой Гаррус Вакариан. — Мы идём?

    Холодная судорога проносится по телу. Пистолет после выстрела кажется тяжелее и не с первого раза пристегивается к набедренной кобуре. Лея Шепард выдыхает, запрокинув голову, коротко, громко, полно и, мимоходом сбросив ладонь Гарруса, проходит к дверям:

    — Да. Уходим отсюда. Альянс со всем разберётся.

    Лея Шепард не оборачивается, когда покидает лабораторию. Даже не смотрит, следует ли за ней Гаррус (впрочем, слышит и чувствует его тяжёлое недоумённое дыхание затылком), только встревоженно перебирает кончиками пальцев кожу там, где, должно быть, натянуты связки. Вверх-вниз. Вверх-вниз. И старается выдыхать полно, расслабленно — только бы голос не хрипел больше так надрывно.

    Когда они выходят из бункера, Лея рефлекторно прикрывает лицо ладонью: Ньютон неприятно засвечивает прямо в глаза. Справа Гаррус тоже недовольно шипит, а потом присаживается на выступ у кодового замка и отрывисто спрашивает:

    — Ну и зачем?

    Лея Шепард неопределённо ведёт плечом и уходит от вопроса в сторону, чтобы дать команду Джокеру связаться с Пятой флотилией. Тумса, конечно, жаль, но она уже помогла ему всем, чем могла: остальное — дело Альянса. Особенно если им и вправду не всё равно на своих солдат. Джокер сегодня на удивление не словоохотлив: просто обещает сделать всё в лучшем виде, но предупреждает, что придётся подождать ближайшего к системе Ньютона корабля Пятой флотилии. Понятливо кивнув скорее себе, чем ему, Лея Шепард возвращается к Гаррусу. А он смотрит на неё снизу вверх такими жгуче проницательными иссиня-чёрными глазами, что Лее кажется: видит её насквозь.

    Но подходить к Аленко и Тумсу — хуже.

    — Ты могла бы его сдать Альянсу.

    Гаррус Вакариан говорит мягко, даже несколько бархатно, без отвратительного грубого нажима, без демонстрации своего превосходства, чем страдают многие офицеры СБЦ, но у Леи Шепард всё равно ощущение, будто бы она на допросе. Или, как минимум, на проверке профпригодности. Гаррусу ведь даже её ответ не нужен. Выставив снайперскую винтовку перед собой (Лея невольно проглатывает завистливый вздох: Волков-VII выглядит как само совершенство), он задумчиво поглаживает пальцами ствол и бормочет вполголоса:

    — У Альянса больше ресурсов. Он с лёгкостью бы прижучил лабораторию. А то и не одну.

    Лея Шепард фыркает:

    — Едва ли.

    И, перехватив его растерянный (насколько можно доверять нечитаемым турианским лицам) взгляд, присаживается рядом. Ньютон продолжает слепить сквозь серо-зеленоватую атмосферу планеты, но в тени конструкций, уходящих под землю, даже на него смотреть становится легче. Лея, насколько ей позволяет экипировка, утыкается затылком в холодную гладкую стену лаборатории и с наслаждением вытягивает уставшие ноги.

    — Это Цербер, Гаррус, — после недолгого молчания, не ради того, чтобы собраться с мыслями, но ради того, чтобы просто говорить, наконец выдаёт Лея и надтреснуто посмеивается. — Ты, может, не помнишь. Кайден с Эшли — да. Они убили Кахоку. Целого адмирала. Военного, который назвал Цербер секретным отделом Альянса. Хорошего адмирала. Хорошего человека. А все считают это несчастным случаем. Неужели ты думаешь, что сейчас всё сложилось бы по-другому?

    Лея одобрительно кивает Кайдену Аленко, который оборачивается, прежде чем ввести капралу Тумсу, покачивающемуся из стороны в стороны и сжимающего голову так, что, кажется, вот-вот раздавит, успокоительное, и разминает затёкшую шею.

    — Тебе полегчало, Шепард?

    На этот раз Гаррус говорит без утайки, без сглаживаний: не спрашивает — упрекает.

    — А тебе? — не остаётся в долгу Лея, украдкой касаясь горла. — Когда ты застрелил Салеона?

    — Это другое, — края мандибул Гарруса подрагивают, наверное, в раздражении. — Я сделал то, что должен был. То, с чем не справилась СБЦ. Защитил тех, до кого не добрались его склизкие пальцы. Ты сама видела, сколько и какой крови в этой лаборатории. Его смерть спасла жизни многих. Не нужно меня упрекать.

    — Я вовсе не упрекала, Гаррус. Просто… Пойми. Я тоже… Тоже спасла тех, кого могли загубить эксперименты Цербера. — Лея печально глядит, как Кайден Аленко помогает Тумсу присесть у ближайшей конструкции, и выдыхает: — И капрала.

    — За этим стоит какая-то история? — помолчав, аккуратно интересуется Гаррус.

    Из Гарруса Вакариана вышел бы отличный офицер СБЦ — лучше многих. Проницательный, рассудительный, наблюдательный, справедливый. Но, разве что, слишком стремительный: не каждый способен вынести его обманчиво мягкий напор. Сейчас Лея Шепард не может. Она сперва оторопело моргает, а потом торопливо мотает головой, без труда предполагая следующий вопрос.

    Нет, она не расскажет об Акузе и о том, что там с ней творилось, ни Гаррусу, ни кому бы то ни было ещё.

    Лея Шепард вернула голос после Акузы. Но так и не научилась об этом говорить.

    Лея Шепард сжимает руки в кулаки — только бы не заметил никто мелкую дрожь пальцев — и, чтобы точно увести Гарруса подальше от размышлений об Акузе, о Цербере, о ней, с мягкой улыбкой не приказывает — предлагает:

    — Когда Тумса наконец заберут… Сядешь за руль?

  • Рокировка

    Аварис Тревельян приучили держать голову высоко в любой ситуации — мадам де Фер расстаралась в своё время, — поэтому она растворяется в элювиане, чтобы ступить в Минратоус, с небрежной улыбкой, с какой вальсировала на торжествах в Летнем Дворце в Игре, и в том же домашнем костюме, в каком её эвакуировала из осаждённого Зимнего Дворца Морриган.

    Юг утопает в крови и скверне — она слышала это изо дня в день, она видит это в сияющих глазах-самоцветах девчонки Рук и, властным жестом подняв ладонь, просит, во-первых, позволить им уединиться, а во-вторых, подать ей пирожные.

    Морриган ухмыляется, побагровевшая Нитка молчит, а Рук — Рук прикусывает язык в полумиге от укола. Что ж, она хотя бы умеет держать себя в руках — уже неплохо. Аварис присаживается за стол в отгороженной зоне — Дориан называл это «гостиными» — ей подают два кремовых пирожных и чайничек. Кончики живой руки поглаживают чуть тёплое пузо; с губ невольно срывается тоскливый вздох: зачарованный чайничек Селины остался в покоях. Осталось надеяться, что повстанцы их не разворотили.
    Рук остаётся стоять. Аварис глядит на неё исподлобья, подумывая, начать с крема или с песочной корзиночки.

    Они — разные. Рук — рядовая. Быть может, чуть лучше обычной рядовой разведчицы Лелианы. Тревельян была избранной. Главой древнего воскрешённого ордена, победительницей драконов, несущей спасение всем землям Юга не по своей воле, но по воле случая. Рук же просто… Рук. Ладья. Ещё одна фигура в шахматной партии древнего бога — он, кстати, так и не научил Аварис выигрывать, — исполняющая её же приказ.

    В Рук нет ничего героического: ни следа того, что Аварис наблюдала в Логэйне Мак-Тире и даже — по телу предательски прокатывается жгучая дрожь, но годы Игры дают о себе знать, и Аварис невозмутимо убирает с кончика носа крем — Алана Хоука.

    Девчонка. Может быть, чуть старше самой Аварис, когда магия Соласа её клеймила. Но ведёт себя как совершенная девчонка на своём первом балу в честь герцогини Дол: стоит перед ней, сутулая, топчется с ноги на ногу и хочет ввернуть что-то ещё, кроме того громкого нахального обвинения. Но не может подобрать слов.Аварис делает крохотный глоток чая — смочить горло, и, кинув быстрый взгляд исподлобья, приказывает:

    — Сядь.

    В голосе пробивается выкованная годами наместничества сталь, и Рук начинает суетиться вокруг стула. Скрипят ножки, пошатывается низкий столик — Аварис едва успевает подхватить чашку — и они наконец оказываются друг напротив друга. Глаза в глаза.

    — Говори, — повелительно кивает Аварис.

    Если не даст разрешение, эта игра в гляделки будет продолжаться вечность, она знает.

    — Думаешь, мне нужно твоё разрешение? — Рук откидывается на спинку кресла и вольготно закидывает ногу на ногу. — Всё-таки из нас двоих я исправляю твои ошибки, а не наоборот.

    — И тем не менее вы зачем-то позвали меня сюда.

    — Морриган, — бросает сквозь зубы Рук и косится в сторону. — Она сказала, что у неё есть информация. Я не думала, что она приведёт… Тебя.

    У девчонки определённо какие-то проблемы с Инквизицией: похоже, Варрик так и не научился вовремя прикусывать язык.

    — Видишь ли, моя дорогая, — голос Аварис плывёт и теряется в клубах дыма под потолком: за соседней перегородкой кто-то раскурил кальян. — Ошибки неизбежны. Тем более, когда занимаешь такой высокий пост. Нужно просто научиться с ними жить.

    — Хардинг совсем по-другому отзывалась об Инквизиции. Чуть ли не о силе мира, — поскрипывает зубами Рук, скрещивая руки под грудью. — Выходит, не так?

    — Священный Совет, — воспоминание отдаётся фантомной болью в левой руке и горечью под языком, которую Аварис торопится заесть розовым кремом. — Показал, что Инквизиция оказалась на многое не способна. Не способна противостоять вторжению кунари, не способна постоять за саму себя…

    О начавшемся восстании магов после реформ в Кругах, проведённых Вивьен, Аварис молчит: эта девчонка родом из Тевинтера — здесь всё иначе.

    — Зато её лидер горазд прятаться по норам. И очень недоволен, когда его из этих нор вытаскивают…

    От неожиданности Аварис едва не давится голубикой с верхушки капкейка, оставленной на самое сладкое, и вскидывает бровь. Давно с ней никто не разговаривал в подобном тоне — и Аварис с трудом унимает всколыхнувшийся гнев.

    Всё-таки здесь она гостья, а не хозяйка положения, как на Юге.

    — Не знаю, понимаешь ли ты значение слова «укрытие», но да, я укрывалась от всего, что происходит на Юге, потому что моя жизнь слишком дорога. И вот результат: я здесь, чтобы помочь!

    — Да, я заметила, какую неоценимую помощь по уничтожению запасов сладкого ты оказываешь нашему делу.

    — Не забывай, с кем ты разговариваешь!

    — О, и с кем же?

    — Я Аварис Летиция Андромеда из дома Тревельянов, законная наследница банна Тревельяна, леди Оствика, Вестница Андрасте, леди Инквизитор, Охотница на Драконов, Инквизитор Тепловей, графиня Киркволла и герцогиня Дол. Советник по внешней политике Орлея, регент больного Императора.

    Рук слушает это, склонив голову к плечу, и наконец фыркает:

    — Не устала это произносить? Как минимум, три книжные строчки. Ты забыла добавить: любовница Императора Орлея.

    — И горжусь этим, — подмигивает Аварис, плавно перекидывая ногу на ногу. — А у тебя какие-то проблемы?

    Судя по румянцу на лице Рук, какие-то проблемы есть, но с Аварис обсуждать она их явно не намерена. Она щерится дикой псиной из захолустной подворотни и выплевывает, как обвинение:

    — Пока ты спасалась от Моров, умирали люди. Подчиненные тебе люди, твоя прислуга, в твоем дворце — умирали!

    — И тем не менее матушка Нитки и прочие родственники верных мне людей оказались спасены. Люди всегда умирают, — Аварис отправляет пирожное в рот и смахивает крошки с уголков губ. — И чем раньше ты с этим смиришься, тем лучше. Всех не спасти. Важно уметь выбирать.

    Рук поджимает губы и в задумчивости накручивает рыжий локон на палец. Категоричная, стремительная, рыжая, бледная — она неуловимо напоминает Аварис Лелиану. Только её хладнокровия Рук не достаёт. Потому что она тут же опускает сжатый кулак на подлокотник.

    — Нужно пытаться спасти всех!

    — Зачем?

    Аварис мягко улыбается и снова подливает чай; видимо, этой девочке ещё не доводилось выбирать, кто сегодня умрёт, любовник на одну ночь или опытный командир, потенциальный глава опасно аполитичного ордена. В живых Аварис, конечно же, оставила любовника, пусть он и сгинул с концами после оставления Варриком поста Наместника и последующей начавшейся неразберихи в Киркволле. Сожалела ли? Возможно. Зато Юг не привлёк никакой третьей силы, пытаясь задушить её Инквизицию.

    — Но ты же зачем-то увела Инквизицию в подполье. Не разогнала совсем.

    — Во-первых, силу такого масштаба не разогнать по щелчку пальцев, — Аварис с усмешкой цокает пальцами протеза. — А во-вторых, я распустила Инквизицию не чтобы она перестала помогать, а чтобы она не принесла проблем, которые пришлось бы разгребать другим.

    Аварис лукавит: Игра (и Солас) приучили быть честной лишь наполовину.

    Аварис Тревельян распустила Инквизицию, чтобы никто не пытался решить её проблемы — а значит, не смог бы присвоить себе. Свою армию, свою силу, поклоняющуюся Вестнице Андрасте (даже если у Создателя никогда и не было Невесты), Аварис Тревельян не доверит даже мадам де Фер, самой Верховной Жрице Виктории.

    — Значит, ты пришла взять дело в свои… Руки?

    Рук ухмыляется исключительно самодовольная — этим дурацким каламбурам её научил Варрик, не иначе. Аварис постукивает механическими пальцами по столешнице. Видимо, даже такой пешке, как Рук, не чуждо самолюбие.

    — Нет.

    Аварис мотает головой, мысленно добавляя: «Пока». Она всё ещё помнит полушутливое предложение Варрика обратить взор на Север, чтобы тот пал под силой её имени. И сейчас — самое время. Смятенный, разрозненный, паникующий Север объединит имя Инквизитора Тревельян, сместит с постов и Чёрного Жреца и Верховную Жрицу Викторию (кое-какие взгляды Вивьен Аварис теперь кажутся устарелыми), если только она удержит в руках Юг.

    — Тогда что? Пришла просить помощи в делах на Юге? Там дела обстоят совсем плохо?

    Рук заинтересованно — даже слишком для дерзкой девчонки — подаётся вперёд, и Аварис едва не расплескивает чай себе на руку.

    — Повторюсь, Рук. Юг — моя забота, не твоя.

    «Юг — моя территория», — хмурится Аварис, и корзиночка крошится в механических пальцах.

    — И тем не менее, пока там умирают люди, ты сидишь здесь и ешь пирожные.

    Аварис усмехается: эта девочка ещё не предполагает, что все самые серьёзные решения в Орлее принимались Императором в его спальне, окутанной сладковатыми запахами, а Верховной Жрицей — за поеданием пирожных. И не стоит этой девочке знать, как мило они беседовали с Соласом лет пять назад.

    — Я принесла вам магическую штуку, связанную с Соласом, — у Аварис по коже мурашки: его магию Завесы, вросшую под кожу, пропитавшую жилы, она теперь запомнит навечно и узнает из сотен тысяч магов. — Морриган сказала, вам это пригодится. Ей писали, что вы находили подобное.

    Аварис даже не просит Рук быть аккуратней с магией Соласа: пусть обжигается сама. Её никто не предупреждал, чем всё закончится.

    — Может быть, дашь бесценный совет или воспользуешься связями, Инквизитор?

    В её голосе столько яда, что хватило бы, чтобы отравить всю взбунтовавшуюся знать Орлея, если умело процедить. Аварис поскрипывает зубами. На Севере у неё связей практически нет: слишком много Воронов не вернулись в Антиву, не сумев завершить контракт на её убийство, однако там должно процветать семейное дело Монтилье; Дориану и без её интриг в Минратоусе живётся несладко с вечными ритуалами венатори; Кассандра, скорее всего, слоняется где-то по миру, восстанавливая Искателей Истины, и в Неварру заглядывать не захочет; труп Железного Быка — единственный презент распоясавшимся кунари; а Серые Стражи после Адаманта вряд ли примут её радушно.

    Впрочем — Аварис щурится на Рук — Рук так и вовсе отнюдь не ас в установлении контактов: ходить и рассказывать всем, что собирается воевать с осквернёнными эльфийскими богами, а потом ждать активной помощи — Аварис на фоне вполне себе очевидной и почти осязаемой дыры в небе отказывали в союзах.

    — Боюсь, у меня нет должного влияния на лидеров Севера, хотя я, конечно, попробую что-то сделать… — Аварис улыбается так, как учила мадам де Фер: убедительно, мягко, коварно. Никто не узнает, что ты сделала на самом деле, но все будут думать, что лезла из кожи вон. — А что до совета…

    Аварис вздыхает и смотрит на механическую кисть. На мгновение ей видится кровь, до локтей залившая белый инквизиторский плащ, паучьи челюсти в логове Кошмара, тайна о Первом Инквизиторе, тяжёлый меч в руке. Аварис поднимает глаза на замершую в скептическом ожидании Рук и заговорщицки шепчет:

    — И иногда ради высшей цели можно пожертвовать жизнями.

    Рук запрокидывает голову — и хохочет, громко, нагло, так что смех её эхом проносится по коридорам и устремляется вверх и в стороны, так что вполголоса судачащие о чём-то Хардинг и Морриган оборачиваются на стены.

    — Так вот, почему Варрик так много говорил о тебе. — Аварис не успевает довольно усмехнуться, потому что Рук окатывает её как ледяной водой: — Вы с Соласом слишком похожи.

    Теперь уже Аварис заходится в заливистом смехе, и в нём тонко позвякивают знакомые льдинки:

    — Умоляю тебя, моя дорогая…Он куда как лучше. Он пытается спасти свой народ. А я — себя. На выживании каждого индивида строится мир.

    — Беллара говорила, Солас — это гордость.

    — Гордыня.

    Аварис и двигает к Рук фигурку Ужасного Волка. Она не знает, какие тайны сокрыты за ней, но уверена, Солас не стал бы шифровать свои сильные стороны.

    — Тем более, — Рук сгребает фигурку Волка в подсумок и поднимается. — Спасибо за потраченное время.

    Рук командует Хардинг готовиться обратно, на Маяк, Аварис допивает чай, смахивает крошки с коленей и, поднявшись, окликает её:

    — Эй. Как тебя зовут-то?

    — Агата. — Оборачивается Рук, и волосы её горят огнём. — Агата Меркар.

    «Прекрасно, — думает Аварис, — будет, что высечь на памятнике».

    Аварис потеряла руку в попытках противостоять двум самонаречённым богам, Рук противостоит сразу трём эльфийским богам, двое из которых преисполнены гневом и осквернены, а третий плетёт паутину интриг — Аварис готова отдать механическую руку, что именно Солас придумал Игру. У Аварис было имя, власть, силы народа почти всего Юга — у Аварис была Инквизиция.

    У Рук нет ничего, кроме дерзости и сомнительной команды. Морриган рассказывала, что однажды такая команада остановила Мор в Ферелдене, но Тедас — не Ферелден, а осквернённые боги — не Архидемон.

    Покачивая бёдрами, Аварис подходит к Морриган и встаёт рядом. Рук и Хардинг, не переговариваясь, стремительно покидают «Мощёного Лебедя». Морриган неопределённо взмахивает рукой:

    — Каждому времени — свой герой… Что думаешь?

    — Думаю, нужно ещё заглянуть к портному, — Аварис раздражённо разглядывает помятую одежду. — И прикупить плащ. Желательно, из драконьей кожи.

  • Душа

    Душа

    — Славная работа, — с насмешкой приветствует Ви Реджина (видимо, уже успела получить фотоотчёт), едва та отвечает на звонок, — не ожидала.

    — Да ну? — хрипит Ви, приподнимая бровь, и устало приваливается поясницей к бурым не то по природе своей, не то от застывшей и въевшейся в камень крови, кирпичам.

    — С чего бы?— Ты видела, что он сделал? Я — нет. Но слухи были достаточно красноречивы.

    — Трудно было не заметить, — фыркает Ви и обводит ленивым взглядом глухой переулок.

    По таким переулкам в Нортсайде лучше не ходить — ни днём, ни (тем более!) ночью, когда в зернистую черноту примешивается зловеще-красный свет не то старых фонарей, не то тревожного неона, не то слепых красных глаз-сканеров полубезумных мальстрёмовцев, не то пролитой крови — потому что из таких переулков выхода нет. Ви старается не смотреть на людей (точнее то, что от них осталось), которых сюда приводили, приглашали, выманивали, как на убой — в носу и так свербит от вони испражнений, разложения и крови.

    — Я кое-что понимаю в людях. Особенно в тех, кто выполняет заказы, — Реджина прищуривает глаз. — Ты удивительно для соло и этого города ненавидишь пустое кровопускание. Я думала, ты вышибешь ему мозг.

    Из горла рвётся смех, надтреснутый, царапающий горло изнутри, как шерстяной свитер из необработанных натуральных нитей. Эллис Картер — сторожевой пёс, машина для убийства в оболочке довольно-таки щуплого парня — лежит в десятке шагов от неё и душераздирающе поскуливает и дёргается от замыкания имплантов. Ви морщится и отводит взгляд: нет там уже ничего, ни мозга, ни человека.

    — Мне его жаль, — стыдливо шепчет она, нащупывая в кармане плаща мятую сигаретную пачку (купила её, полупустую, у грязнючего мальчишки по пути сюда, не пожалев сотни эдди).

    Реджина морщится (не то жалость не про неё, не то эта слабость в составленный ею психопрофиль Ви не вписываются), но тут же просит Ви подождать, пока прибудет бригада забрать Элисса Картера. Ви безразлично пожимает плечами: всё равно пока ни идеи нет, куда двигаться дальше.

    Звонок завершается, перед глазами мелькают золотом цифры четырёх значного числа, как звонкие монеты в старых сказках. Ви наваливается всем телом на стену и закуривает. Сигерета, отсыревшая и дешёвая, не дымится, а тлеет, но всё-таки перебивает солоноватый вяжущий привкус крови и смерти. Сигератный дым смешивается с тяжёлым густым воздухом ночного Нортсайда.

    — Тебе повезло, Элис Картер, — медленно, по слогам почти, хрипло выдыхает Ви в небо вместе с дымом, — тебе хотят подарить возможность начать жить. Если не пустят на опыты, конечно.

    Ви тушит недокуренную сигарету о стену и, запихнув её в стык между кирпичами, подкрадывается к телу, осторожно присаживается на корточки рядом с ним. Он уже не скулит и не стонет (и не дышит, кажется!), но неровная пульсация в запястье, слишком сильно бьющая в холодные неверные пальцы, уверяет — жив. Ви смотрит на него долго, покусывая губу.

    Кажется, Вик говорил ей, что киберпсихи вовсе не безнадёжны, что иногда у них наступает момент просветления, что это всё ещё люди, попавшие в ловушку технологий. «И наркоты», — теперь знает Ви и почему-то не может отпустить руку Элиса Картера.

    Она ненавидит Мальстрёмовцев — этих придурков, нафаршированных имплантами с ног до головы, лишённых порядочности, vendieron el alma al Diablo1, как говаривала Мама Уэллс. Однако Картера ей почему-то безумно жаль. Едва ли он убил меньше людей, чем остальные Мальстрёмовцы, едва ли не измывался над ними, но был… Предан.

    Ви поднимается, прячет руки в карманы, и оглядывает переулок: грязь, кровь, втоптанный в землю порошок. Её дело — выполнить заказ, а не думать, как будет жить парень, которому разворотили и тело, и мозг, и душу.

    «Хотя какая душа у жителей Найт-Сити? — надтреснуто смеётся Ви, вспоминая первую и пока последнюю встречу с Де’Шоном. — Вместо неё — сканеры в неживых глазах».

    Этим глазам видно всё — возраст, рост, слабости, сильные стороны, имя, звание, статус — кроме главного.

    Машина медиков паркуется на центральной улице, и трое крупных парней, обвешанных униформой — не «Макс-так» и не «Травма-тим», но тоже из тех, с кем не стоит шутить, — даже взглядом не удостоив Ви, забрасывают тело Элиса Картера на потрёпанные носилки, как какой-то мешок.

    Визг автомобильных шин глохнет в грохоте стекла, пьяных воплях и пульсации музыки с последних этажей «Тотентанца». Никто не узнает, что здесь произошло, не заметит, не придаст значения — выдохнут с облегчением.

    Да и кому тут сдалась твоя душа — Ви вздыхает, комкая в глубоком кармане плаща мятые сырые от крови и грязи купюры, — если за ней ни эдди…

    И открывает карту района, чтобы найти банкомат.

    1. продали душу Дьяволу ↩︎
  • В «Облаках»

    Ви не привыкла витать в облаках: когда растёшь в маленьком клане, приходится следить сначала за тем, чтобы твоё бегство и ночёвку посреди Пустоши не обнаружили раньше времени, потом — за мелкими, чтобы те не сбегали и не подвергали себя риску, потом — за тем, не маячит ли на горизонте старое, добытое мародёрствами и разбоями оружие «Ржавых стилетов», не скалятся ли, не облизываются ли кланы покрупнее на их небольшой разрозненный клан.

    Но Ви заходит в «Облака» — и Скай безжалостно выбивает почву у неё из-под ног, подкидывает выше земли и выше неба. К Воздушным замкам, которые Ви строила ночами под храп Джеки. К Воздушным замкам, от которых она отказалась, как только распахнула глаза и увидела лиловый шрам на лбу от вынутой пули, которые зашифровала кодом, а его приказала себе забыть, а для верности ещё и навесила тяжёлый ржавый амбарный замок.

    Скай безжалостно срывает замки с Воздушных замков Ви, и колени начинают предательски дрожать. Ви заваливается на мягкую кровать. На тёмном, бесконечно устремлённом вверх, как небо, потолке, кружат лиловые точки стробоскопа, и сейчас они напоминают светлячков или бабочек, которых Ви иногда встречала там, где Пустошь была чуть менее пустой.

    Ви выбирала Скай не потому что она «извращенка», как скалился Джонни (хотя, может быть, он имел в виду десятки черновиков сообщений Вику с рабочего стола, которые никогда не будут отправлены?), а потому что договориться с женщиной — проще. Тем более, когда речь идёт о другой женщине.

    Ви упустила одно: она тоже — женщина.

    И когда Скай начинает говорить, что-то внутри Ви всколыхивается протестующе и тут же опадает мелкой дрожью во всём теле. Джонни молчит — и к лучшему, потому что если скажет хоть слово, Ви без сомнений заткнёт его омега-блокаторами. Пусть думает, что хочет, но он всего лишь конструкт некогда существовавшей личности, а Ви — живая.

    Во всяком случает, здесь и сейчас, освещённая лиловыми глазами Скай, где мерцают боль и сочувствие, Ви чувствует себя живой.

    — Страх смерти заставляет нас делать то, что мы делаем. Ты боишься, потому что потеряла надежду, — нараспев вздыхает Скай и ложится на подушки. — Ещё совсем недавно ты хотела стать лучше всех в Найт-Сити…

    Ви даже не пытается возражать: Скай считывает всё с подсознания. А может быть, просто понимает… В конце концов, не может же всё там, в памяти, храниться настолько открыто, как товар на полках в маркетах.

    Ви не с кем поговорить о том, что она чувствует: мама Уэллс и Мисти поглощены тем же горем, что накрывает её душными ночами, подкидывает измазанные в крови дрожащие руки; в глазах Вика слишком много боли, слишком много сочувствия, слишком много тепла в этом его «малыш», которое кажется чужим Найт-Сити, но необходимым, как кружка кофе из кофемашины в Глене; а Джонни — Джонни такой же заложник, как и она.

    Поэтому Ви говорит, не таясь, о том, что чувствует, чего желает.

    — Недавно это была главная цель моей жизни… А потом случилась вся эта херня. Теперь мне уже не до фантазий. Хочется хоть что-то оставить после себя в мире.

    Но пока Ви оставляет только горы трупов, лужи крови и пустоту вместо надежды.

    Прежде Ви никогда не думала о смерти, а теперь не может хоть на секунду забыть об этом. И она говорит, говорит об этом, и тело её становится легче, и кровать кажется мягче — и Ви почти забывает, ради чего пришла сюда, ради чего выбрала Скай.

    Ради шанса на спасение. Притом не только своё.

    Ви сидит на первом этаже мегабашни, зная, что «Облака» над её головой окрасились кровью. Слушает Джонни, который требует от неё прекращать гоняться за сломанными куклами и зовёт в погоню за какой-то Альт Каннингем, а у Ви даже нет сил возразить: напомнить Джонни, сколько лет прошло с его гибели и что мир изменился, пускай и не так сильно, как мог бы.

    Она монотонно кивает на его слова и думает только о том, что зря не предложила Скай денег: разнеженная, расслабившаяся, Ви как-то не подумала о том, чтобы помочь ей вырваться из кукольного дома в настоящую жизнь — а теперь, наверное, уже поздно.

    Умолкнув, Джонни вдруг растворяется в помехах, исчезает головная боль. Остаются лишь звенящая тишина в ушах и металлических привкус крови, колко разливающийся во рту. Ви шарится в кармане куртки из экокожи — подарок корпоратского магазина за обезвреживание киберпсиха — достаёт потрёпанную, но уцелевшую в бойне пачку и в задумчивости постукивает сигаретой по ней.

    Ви действительно всегда хотела оставить что-то после себя, что-то большое, значительное… И по-прежнему хочет. Но уже не гремящее славой имя, не оружие имени кочевницы Ви (тем более, что ствол и нож ей заменили чипы), не легенды на губах воодушевлённых дворовых детей, и даже не коктейль в «Посмертии» — в этом городе ей хочется оставить капельку того, чего ей отчаянно не хватает.

    Человечности.

    Поэтому Ви возвращает сигарету в пачку и, утерев кулаком кровь с губ, звонит Джуди.

    — Ви? Я не думала, что ты позвонишь.

    Ви растирает на подушечках пальцев багровую, вязкую кровь, и сипит, усмехаясь:

    — Я же обещала…

  • Дробовик, который не выстрелил

    Вермайр, 2183

    Лея Шепард никогда не смотрела прямо в черноту ствола вражеского дробовика, способного в любой момент разорваться неотвратимо смертоносным зарядом, никогда не чувствовала запах раскалённого металла у самого носа. Прежде.

    Лея Шепард — не из пехоты Альянса; она не солдат, не штурмовик — страж. Её забота не бой — оборона. Лея обязалась защищать всех, кто на её стороне, а для этого совсем не обязательно ввязываться в ближний бой: ей хватает слабых биотических импульсов и навыков инженерного спецкурса.

    Поэтому сейчас Лея Шепард смотрит в ствол пистолета, который сжимает Рекс, и что делать — не знает, только рефлекторно выхватывает свой. Пытается обороняться — по привычке.

    Мгновение назад она негодовала: как может от одной фразы вдруг расплыться граница между другом и врагом! А Рекс одним небрежным (и ведь совершенно обыденным для кроганов) движением переступает эту черту. Он больше не союзник — понимает Лея, покрепче сжимая рукоятку, но пока его дробовик не выстрелит — и не враг.

    Лучше бы не выстрелил.

    Рекс не двигается, не говорит — ждёт от неё ответа. Не то лозунга, не то обещания. А его красные глаза кажутся налитыми жаждой крови. Рекс перехватывает дробовик поудобнее, и Лея понимает: промолчит чуть дольше — кровь прольётся. Лея Шепард приопускает дуло и, не сводя взгляд с дробовика Рекса, бесхитростно выдыхает всё, что только успела подумать об экспериментах Сарена:

    — Мы уже видели, что делает Сарен с «союзниками». Пользуется и выбрасывает. Эти кроганы — не ваш народ. Они рабы Сарена. Инструменты. Разве этого вы для них хотите?

    Рекса держат на мушке Кайден и Эшли — Лея попросила их быть неподалёку — и он, опытный и до сих пор живой наёмник, ведь не может об этом не знать, однако всё равно злее прищуривается, поднимает пистолет повыше и гулко выдыхает:

    — Нет. Однажды мы уже были марионетками Совета. Они отблагодарили нас за уничтожение рахни, а потом сделали бесплодными. Вряд ли Сарен окажется щедрее.

    Лея Шепард глядит в ствол не моргая и, кажется, перестаёт слышать и дышать. Поэтому сперва замечает, как гаснет индикатор заряда, а потом слышит приглушённый механический писк.

    — Хорошо, Шепард. — Рекс убирает дробовик и расправляет плечи. — Убедили. Мне это не нравится, но я вам почему-то верю и пойду за вами. Только одно, — он делает короткий шаг, вновь оказываясь опасно близко, нос к носу, и рычит: — Когда мы найдём Сарена, я хочу его голову.

    «За его головой уже очередь…» — усмехается Лея Шепард, но только про себя. Ответить Рексу она ничего не успевает. Тяжёлыми шагами, оставляя в песке огромные уродливые трёхпалые следы, он отходит к палаткам. Лея Шепард растерянно смотрит ему в спину, кончиками пальцев барабаня по рукоятке пистолета, а потом убирает его, оборачивается и даёт отмашку лейтенату Аленко и сержанту Уильямс.

    Всё в порядке…

    В то, что все удалось решить миром, Лее Шепард не верится не меньше, чем саларианским солдатам, провожающим её внимательными взглядами огромных раскосых глаз, в которых плещется уважение. А песок ощущается то непробиваемым льдом вечной мерзлоты, то зыбкой болотистой почвой, то рассыпчатой костяной крошкой — и чтобы не упасть, приходится шагать мягче, осторожней, но в привычном темпе. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь заметил, как подрагивают ноги.

    Обменявшись многозначительными кивками с капитаном Киррахе, Лея Шепард подходит к Кайдену и Эшли, мнущимся на берегу неподалёку от палатки капитана Рентола, и замечает, как Уильямс только сейчас украдкой возвращает предохранитель винтовки на место. Лея Шепард ухмыляется уголком губ и оборачивается на голос Кайдена:

    — Капитан… Вам удалось уговорить крогана опустить оружие — невероятно. Мы думали, придётся в него выстрелить.

    — Жаль, что ты приказала нам ждать, — скривившись, обрывает его Эшли и спинывает в воду какой-то металлический обломок. — Я бы на твоём месте не церемонилась, шкипер. Это сейчас он стволом просто размахивает, а в следующий раз — пристрелит.

    — Не факт… — качает головой Кайден. — Всем свойственно меняться.

    — Только не кроганам. Для них пистолеты — детские игрушки.

    — Рекс нам нужен, — обрубает Лея и хмурится, сама не верит такой категоричности. — Но ты права, Эшли, теперь с ним следует быть начеку.

    Эшли, явно не ожидавшая одобрения, сперва в недоумении вскидывает брови, а потом расплывается в самодовольной усмешке. А мир вдруг блекнет перед глазами Леи Шепард. Кайден и Эшли перекидываются ещё парой колкостей, адресованных не то друг другу, не то ксеносам. Лея их не слышит, но пытается улыбаться не невпопад.

    У Леи Шепард в ушах гудит, а в районе солнечного сплетения пульсирует тугой ком пережитого ужаса. Хорошо, что этого никто не замечает.

    Когда Эшли уходит заниматься винтовками, дрожь всё-таки навылет перешибает колени, и Лее Шепард приходится навалиться на плечо Аленко, чтобы не рухнуть на песок. Он тушуется лишь на миг, но тут же с готовностью крепко обхватывает её за талию.

    — Что с тобой, Шепард?

    Кайден предельно деликатен: ни голосом, ни жестом не позволяет себе лишнего — держит дистанцию, как договаривались. Идеальный лейтенант Альянса.

    — Ты когда-нибудь смотрел прямиком в дуло пистолета? — не дожидаясь ответа, Лея нервно и сипло смеётся: — Я — первый раз.

    — Значит, ты вдвойне герой, Шепард. Не хочу звучать до ужаса банально, но всё когда-то бывает впервые.

    — Спасибо, — неровно улыбается Лея, а потом осторожно касается лбом виска Кайдена и бормочет вполголоса: — И ни слова об этом, лейтенант.

    — Так точно. Я могила. Мэм.