2186 год, Цитадель

— Кстати, я приняла предложение Удины.

Эшли неуклюже ведёт плечом, с которого совсем недавно сняли лангету, и невесомо приподнимает уголки пухлых губ. Мимолётная улыбка могла бы показаться умилительно красивой, если бы тянуло улыбнуться в ответ. Почему-то не тянет.

— О должности Спектра? — сдержанно уточняет Лея зачем-то (прекрасно ведь знает, о чём речь и почему Эшли старается говорить настолько завуалированно, насколько умеет) и тут же, опустив взгляд, пытается смягчиться: — Поздравляю.

— Мелочь, — потирает плечо Эшли и спешно добавляет: — По сравнению с тем, что происходит.

Лея Шепард молчит, приподняв бровь, и душит кривую усмешку. Мелочь… Если бы три года назад кто-нибудь назвал назначение специалистом в спецкорпус тактической разведки мелочью, Лея Шепард охотно переложила бы бесконечные скачки по ретрансляторам и фотографии погибших в своём инструментроне на его плечи: пускай бы тащил этот груз легче пушинки. А если бы Эшли Уильямс — сержанта Уильямс, вгрызающуюся в возможность заслужить признание в ВКС Альянса, мысленно перегрызающую глотки косо глядящим ксеносам — кто-нибудь предупредил, что она станет Спектром, она, наверное, рассмеялась бы в лицо не то от досады, не то от злости.

Но теперь Лея Шепард стоит, сложив руки под грудью и расправив плечи, и придирчиво, как впервые, оглядывает второго спектра из людей, словно бы и не видела её в бою никогда, а Эшли Уильямс небрежно ведёт бровью, бормоча, что даже представления не имеет, какие обязанности возложит на её плечи Удина.

Эшли Уильямс не торопится показывать средний палец всем ксеносам Совета, Лея Шепард не торопится разбрасываться восторгами и поздравлениями.

— Что ты думаешь об этом? — несмело, негромко спрашивает Эшли и опускает голову, как провинившаяся школьница.

Но даже от этого вопроса неестественная больничная тишина, вибрирующая приборами и попискивающая данными, не разрушается, не рассыпается, сгущается всё сильнее напряжением в воздухе и царапает слух изнутри. Лея неприязненно качает головой и задумчиво потирает плечо. Быть может, вовсе не в больнице дело, не в нелюбви к ней. Взгляд почему-то с удовольствием скользит по палате: от прибора к прибору, от датапада на краю тумбы к сборнику стихотворений и коробке конфет (интересно, этим Удина решил подкрепить своё предложение?). А чтобы взглянуть на Эшли, приходится сделать усилие. Да и Эшли старается не смотреть на Лею лишний раз, несмотря на то что они как будто бы всё уже обсудили и договорились, что должны доверять друг другу. Хотя о каком доверии может идти речь, если капитан-лейтенант Уильямс не то что обсуждать новое звание не хочет (да, поборола проклятье семьи Уильямс, да, послужила на благо Альянса систем) — руку при встрече не пожимает.

И даже сейчас, после их разговора, что Марс расставил все точки, Эшли Уильямс держится на расстоянии двух широких шагов, а Лея Шепард пытается защититься от неосязаемых, невидимых выпадов скрещенными на груди руками и не спешит поворачиваться спиной.

Они всё-таки изменились. За три года, может быть, даже слишком.

Смерть изменила их. Наверное, сделала лучше, если на плечи Шепард легла судьба всей Земли (или даже Млечного Пути), а на плечи Уильямс — защита Совета. Но — развела по разные стороны. Потому что очень сложно поверить, что кто-то вернулся из-за черты смерти прежним; потому что практически невозможно вернуться тем, кем ты был. И хотя Лея Шепард это понимает (вбивает себе в голову с той самой встречи на Горизонте), что-то всё равно голодным варреном гложет душу.

— Ты прекрасный солдат с отличным послужным списком, — на одном дыхании выдаёт Лея практически искренне. — Ты это заслужила.

— Когда ты такое говоришь… Это много значит.

Эшли Уильямс улыбается почти взаправду — Лея Шепард прячет руки в карманы жёстких форменных штанов Альянса и прислоняется к стене. Они говорят ещё немного: о надежде, о семьях, о борьбе, которая никогда не заканчивается. Но Лея почему-то не верит ни одному слову, они расщепляются в дезинфицированном воздухе больницы на фононы и тонут в тишине.

Тишина всё растворяет лучше всякой кислоты.

Поэтому Эшли безмолвно — красноречиво поглядев в сторону окна — просит Лею оставить её наедине с документами, мыслями о семье и физиопроцедурами, а Лея уходит, махнув рукой, которую хотела протянуть.

***

Горло раздирает сухость и тошнота, а ещё — воздух Цитадели, по-особенному густой от постоянных запахов крови и панацелина, звуков новостей и неестественных взрывов смеха. Лее хочется это запить, поэтому в зоне ожидания Дока 24 она лавирует между встречающими, провожающими, прощающимися к кофе-автомату и списывает со счёта десяток кредитов. Автомат дребезжит, похрустывает и кряхтит, как будто не механизм, а консервная банка под прессом, но всё-таки заваривает в картонном стаканчике с голубым символом Цитадели кофе той самой орехово-приторной сладости и густоты. Лея поспешно размешивает сахар, отправляет палочку в контейнер на переработку и оглядывается, куда бы присесть.

— Шепард? Шепард, я тут!

Лея крупно вздрагивает всем телом, откликаясь на зов, и чудом не расплескивает кофе на руку. Встречи со старыми знакомыми Шепард не любит: за два года усвоила, что голоса из прошлого не приносят ничего, кроме тошнотворной горечи под языком и боли. До сих пор ноет скула после встречи с Джек, а на разноцветный синяк, который не способна скрыть ни одна тоналка (Лея целую тонну пробников израсходовала в магазинчиках Президиума!), вот уже неделю беззастенчиво таращится половина экипажа. Вторая половина — опасливо косится украдкой.

Впрочем, сейчас всё должно пройти по-другому. Диаметрально. Потому что Лея Шепард, оборачиваясь на очередной оклик, видит у перил обзорной палубы Миранду Лоусон и невольно расплывается в улыбке.

— Миранда! Не ожидала тебя здесь увидеть!

— Серьёзно? — с деланной обидой поджимает губы Миранда, когда Лея присоединяется к ней. —Между прочим, я тебе писала, что буду рада встретиться с тобой на Цитадели.

— Да? Прости. Я в суете порой забываю проверить почту. Хорошо, у меня теперь есть секретарь, который скидывает письма первой степени важности прямиком на инструментрон.

— Смотри-ка, — едкой хмыкает Миранда, — а раньше никого на выстрел не подпускала к терминалам.

— Чамберс слишком сильно верила Церберу. А тебе… Тебе это никогда не мешало.

Лея Шепард коротко смеётся, вспоминая постскриптум в письме Орианы Лоусон, адресованный Миранде. На лицо Миранды падает тень от пришвартовывающегося в соседнем доке крейсера, и то ли от этого, то ли от бровей, сведённых к переносице, она кажется мрачно-печальной, когда спрашивает вполголоса:

— А я по-твоему… Не верила Церберу?

— Нет, — легко мотает головой Лея, — ты верила в Цербер. И оказалась права: может быть, Жнецы ещё не успели заполонить всю Галактику, потому что мы и технологии Цербера тогда поработали… Неплохо.

— Ты так думаешь?

Лея Шепард пожимает плечами. Она не любит вспоминать прошлый год — головокружительный кошмар, показавшийся спуском к сердцу Ада, пропахший кровью, перегретыми термозарядами и химозным алкоголем Омеги — но он сам снова и снова догоняет её случайными встречами: Призрак, Цербер, Эшли Уильямс, Саманта Трейнор, родом с Горизонта, Джек. Теперь — Миранда. Лея делает короткий глоток и интересуется, чем занималась Миранда в последнее время. Ожидает чего-то глобального — Миранде Лоусон под стать: собирала компромат на Призрака, вместе с сестрой пыталась отобрать у отца корпорацию, изучала отрывки данных о базе Коллекционеров, вместе с Цербером готовилась отвоёвывать у Лиары Т’Сони оружие против Жнецов…

— Была в бегах, — слишком непринуждённо выдыхает Миранда и невесело улыбается. — Скрываться ото всех — не так весело, как кажется.

Миранде Лоусон в очередной раз удаётся оглушить Лею Шепард. Она замирает со стаканом у губ, так и не сделав глоток. У Леи много вопросов в голове. Наяву — лишь отрывистые фразы:

— Ты… Я… Почему ты не сказала?

— Это не имеет значения. Я ведь знала, что уход из Цербера не пройдёт незамеченным. — Миранда качает головой и торопится перевести тему: — Такое ощущение, что мы целую вечность не виделись, коммандер Шепард. Только подумай, в какое интересное время мы живём.

— Даже слишком… — без особого энтузиазма соглашается Лея.

Систему за системой Млечный Путь захватывают Жнецы, Ария Т’Лоак и наёмники-головорезы с Омеги готовы защищать всю Галактику, пока Совет отказывает в помощи, Джек учит детей, Миранда Лоусон больше не с Цербером. А Лея Шепард, Джокер, Карин Чаквас и «Нормандия» — снова члены Альянса. «Если долго думать об этом, можно сойти с ума», — тяжело вздыхает Лея, по кругу гоняя кофе в стаканчике, и украдкой изучает Миранду.

Кое-что даже в этом рушащемся мире остаётся практически неизменным: Миранда Лоусон по-прежнему безукоризненно хороша. Аккуратная укладка, ровный едва различимый макияж, сдержанность в речи, точность в каждом движении, только на лабораторном костюме больше не найти жёлтый шестиугольник, только жесты как будто бы мягче, а улыбка — шире, живее, искренней.

— Но кое-что всё равно не меняется, не правда ли? — усмехается Миранда, кончиками пальцев показывая на кофе. — Дай угадаю: полстакана кофейного порошка, полстакана сахара и пара капель кипятка. И всё из вон того замызганного автомата?

Лея Шепард морщит нос, передразнивая проницательность Миранды, и смакует вязкий пересладкий глоток.

— С тобой неинтересно. Ты всё про меня знаешь. Даже то, чего пока не знаю я.

— Знаю, — на редкость легко соглашается Миранда и посмеивается, прикусив губу. — Но всё ещё не всегда тебя понимаю. Почему ты пьёшь эту дешёвую бурду? Мне казалось, Альянс платит своим офицерам приличное жалование.

Один выстрел — две поражённых мишени. Прямо как в байках Архангела, рассказанных под стакан виски Лиаре Т’Сони. Лея Шепард ведёт бровью, растягивая очередной глоток, а Миранда довольно, как сытая львица в умиротворяющих научных передачах про Землю, и самолюбиво улыбается. Знает, что безупречна.

— Ты определись, хочешь знать про Альянс или про кофе.

— Просто представить себе не могу, что они тебе наплели, чтобы ты вернулась… — качает головой Миранда и, опустив голову, торопливо выдыхает себе под нос, словно опасаясь быть услышанной: — Я не смогла попасть к тебе после того, как Альянс арестовал тебя.

— Меня отстранили. Посадили под условно домашний арест. Всё сложно.

Всё сложно — пожалуй, слишком простое описание тех нескольких предварительных слушаний, где совет адмиралов прогонял по кругу одни и те же вопросы, перечислял одни и те же статьи, очевидно, намереваясь заговорить Шепард до смерти, и полугода заключения в Ванкуверской штаб-квартире, которое по документам мягко обзывалось «домашним арестом».

Лея Шепард катает между ладоней картонный стаканчик и хмурится: жаль, вычеркнуть эти дни из разума, из реальности нельзя, и кто-нибудь нет-нет, да вспомнит!

— Не сомневаюсь, — кивает Миранда. — Удивительно, что тебя не отдали под трибунал. Альянсу вообще не свойственна гибкость никакого рода. И тем удивительнее видеть тебя… В этом.

Миранда Лоусон с привычным скептицизмом поддевает двумя пальцами жёсткую ткань форменной рубашки на плече Леи. Лея беззвучно смеётся, опустив голову, и толкает Миранду локтем в бок:

— Да брось. Ты же знаешь. Я всегда была офицером Альянса.

Миранда сдавленно фыркает и обречённо качает головой, кажется, опять хочет застонать от безнадёги: «Ты неисправима, Шепард!» Но молчит, проглатывая фразу. Молчание Миранды не такое, как молчание Эшли Уильямс, изучающе-подозрительное, когда хочется защищаться молчанием в ответ — оно неловкое, виноватое, как будто бы Миранда, Миранда Лоусон, которая преуспевает буквально во всём, впервые не знает, как правильно поддержать диалог. Эта тишина не травит, не душит — мешается и раздражает, как зуд от песчинки в глазу, и Лея Шепард торопится избавиться от неё. Она залпом допивает остатки кофе и непринуждённо пожимает плечами:

— А что до кофе…. Знаешь, только это бурда мне и нравится, — между животом и грудью, чуть ниже солнечного сплетения, дрожит горячий шар, непонятно, от кофе, воспоминаний или присутствия Миранды. — Вкус детства. Когда ждёшь, пока корабль, на котором возвращается мама, папа, или оба, пришвартуется в доке, пока все пройдут процедуры, не находишь себе места. В прямом смысле. Мест в зоне ожидания тоже нет: все заняты. А если корабль задерживается… Или ты краем уха услышала, что «Эйнштейн» оказывал поддержку на Мендуаре…

Стакан с хрустом сжимается в руке. Воспоминания мелькают широко распахнутыми глазами испуганных детей и кровавыми повязками — самые яркие воспоминания её шестнадцати лет. Лея судорожно выдыхает, прикрывая глаза, и даже не вздрагивает, когда мягкая холодная ладонь Миранды ложится на её плечо:

— Шепард… На Земле…

— Миллионы людей погибли за считанные секунды, — голос опять предательски срывается, а перед глазами не то небо, не то голубые глаза мальчишки за несколько секунд до взрыва аэрокара. — Жнецы. Именно этого мы боялись.

— Им нужно было выслушать тебя давным-давно, — впиваясь пальцами в плечо, рычит сквозь зубы Миранда, но тут же убирает руку: — Прости.

Лея Шепард коротко мотает головой и, растерянно повертев в руках мятый стаканчик, поворачивается всем корпусом к Миранде:

— И всё-таки, ты здесь какими судьбами?

— О, мне нужно связаться с парой человек, как и тебе. Цитадель — лучшее место для встречи. Пока что…

Миранда Лоусон, как обычно, хитрит, извивается, ускользает от прямого ответа, спрашивает о планах Альянса так, как будто бы у Альянса есть какие-то планы, и Лея Шепард ей отвечает так же, уклончиво, невесомо, исподлобья вглядываясь в глаза, и всё-таки ожидает внятного ответа. Миранда увиливает от разговора изящными невесомыми (даже каблуки не цокают) шагами по узкому проходу дока к КПП, но на полпути всё-таки оборачивается — сдаётся:

— Шепард… На самом деле, есть одно личное дело. Я тебе писала о нём. Я давно не получала писем от Орианы. Я… Волнуюсь.

— Мне казалось, мы обеспечили безопасность твоей сестре, — хмурится Лея, небрежным броском отправляя смятый стаканчик в ближайшей контейнер для переработки целлюлозы.

— Да. Просто… Я знаю, что в этом замешан отец.

— Что случилось?

— Не знаю. Я сделала всё, что могла, но толку не было.

— Почему ты решила, что в этом замешан ваш отец?

— Мы с Орианой регулярно списывались. И, конечно, я следила за сестрой. А потом она просто взяла — и исчезла… Без следа. Это мог быть только отец. Даже когда нам удалось её спрятать, я знала, что он будет её искать, ни перед чем не остановится. Она — последнее, что останется после него. Я даже предполагаю, как он мог это обставить.

— Я тоже, — отрывисто выдаёт Лея, складывая руки под грудью; по коже проносится дрожь. — Есть кое-кто, кто может уничтожить любого, а может воскресить.

— Цербер, — вскидывает бровь Миранда и мрачно усмехается.

— Призрак, — конкретизирует Лея, голос низко вибрирует ледяной яростью. — Сомневаюсь, что он просто так отпустил своего лучшего оперативника. Ты опасный противник.

— Так и есть. Он сказал, что со мной было приятно иметь дело, но ему нужно разобраться с ситуацией.

Лею Шепард передёргивает. Как наяву она слышит этот полумеханизированный сипловатый голос Призрака и видит сигарету, медленно превращающуюся под его пальцами в серый пепел. Такими словами озвучивают приговор. Он в ярости, в гневе… И с холодной головой. Они обе понимают, что противостояние Призраку — приговор кому-то из них, и пока что Призрак сильнее.

Лея делает порывистый полушаг к Миранде:

— Если я только чем-то…

— Нет, — ледяным ровным голосом отрубает Миранда и отводит взгляд; если посмотрит, если подумает — согласится. — У тебя и так хватает дел, Шепард. Я… Я справлюсь, не сомневайся.

Лея Шепард не сомневается в Миранде. Это же Миранда Лоусон — у неё лучшие гены, надёжные связи, крепко зажатые в угол должники, самые секретные каналы информации, вот только совсем мало тех, кто протянет ей руку. Может быть, Лея Шепард — единственная. Но когда она делает ещё один шаг, Миранда легко ускользает в сторону КПП, и рука нелепо повисает в воздухе.

— Миранда…

— Что ты со мной делаешь, Шепард! — шипит Миранда, оборачиваясь.

Её каблуки раздражённо отстукивают ровно три шага — три ступеньки до Леи Шепард. Лею окутывает лёгким запахом жасмина, невесомые ладони замирают на лопатках. Обнимает Миранда не так, как Лиара, слишком невесомо, слишком неловко, слишком несмело. А Лея чувствует напряжённое дыхание Миранды на виске и бережно поглаживает её по спине. Обе вечно в невидимой броне, вынужденные носить фальшивые улыбки, держать руку на пульсе и рукояти пистолета, сейчас, кажется, в сутолоке зоны ожидания, в запахах слёз, топлива, декстрогазировки и дрянного кофе, они гораздо ближе друг другу, дороже, чем могли когда-либо представить.

— Будь осторожна, — горячо шепчет Лея, когда Миранда отстраняется, дружеским поцелуем мазнув по щеке.

— Ничего не могу обещать.

Миранда легко взбегает по ступенькам к КПП, но перед тем, как раствориться в тенях и суете, оборачивается.

— Знаешь, Лея… — мягко и едва уловимо, как умеет только она, улыбается Миранда. — Ты была права. Всё-таки синий тебе куда больше к лицу, чем чёрно-белый. Чего не скажешь о «Нормандии».

Лея Шепард поправляет примятый воротник рубашки и, пряча руки в карманы, до нелепого широко улыбается в ответ.