2185, «Нормандия» (Омега)

— Ты решила нас добить своим стриптизом? — гортанно рычит Джек, распространяя в тесном пространстве челнока волны раздражения и с явным трудом подавляемой энергии.

Лея Шепард неумело огрызается в ответ, сбрасывая ей под ноги перчатки. Затем избавляется от энергетического пояса и пытается расстегнуть крепления на бёдрах. Тали с кварианскими не то ругательствами, не то причитаниями кидается к ней. Касания тонких пальцев быстры и точны — уж кто-то, а Тали умеет обращаться с любой бронёй! — и с её помощью Лея быстро разделывается с экипировкой на ногах. Джек нервно пощёлкивает языком, Грюнт таращится в окно, Мордин отрывисто бормочет что-то о необычности человеческой реакции на стресс, пока Гаррус учтиво не подсовывает ему под нос ствол винтовки, Заид притворяется спящим. Только Миранда смотрит на неё в упор, сложив руки под грудью, и в льдисто-голубых глазах сейчас слишком много холодной укоризны.

Лея Шепард поджимает губы и смотрит на Миранду в упор, позволяя Тали избавить себя от нагрудника.

Когда ей на инструментрон пришло сообщение от СУЗИ о нападении на «Нормандию», Лея, даже не дочитав его, развернула челнок так резко и так круто, что всех, непредусмотрительно не пристегнувшихся, перетряхнуло едва ли не до лёгкой контузии. Когда дочитала — вовсе передала управление Джейкобу.

— Ты не слишком ли торопишься, Шепард? — прикрывает ладонью глаза Миранда, когда по швам трещит старая просторная футболка, зацепившись за экзоскелет.

Лея сбрасывает и её, оставаясь лишь в коротком спортивном топе. За спиной кто-то издает хриплый задушенно-восхищённый выдох, и она, пожалуй, не хочет знать, кто.

— В броне дезинфекция и сканирование проходит слишком долго, — сквозь зубы поясняет она и вытаскивает из-под сидения берцы.

У неё лишнего времени нет.

Джейкоб сообщает, что они уже скоро будут у «Нормандии». Скоро — слишком долго. Лее нужно сейчас.

Выученными движениями зашнуровывая ботинки практически вслепую, Лея Шепард в который раз за эти часы пытается связаться по инструментрону с Джокером. Тщетно. Он молчит, и от этого пальцы путаются, режутся о жёсткие шнурки.

— Лучше подождать, чем попасть в лапы Коллекционерам. Они уже были знакомы с СУЗИ, где гарантия, что не сумели её взломать?

Никакой гарантии нет.

СУЗИ — исчадие «Цербера», теперь и вовсе получившее, видимо, полную свободу, и нет никакой уверенности, что она спровадила её с отрядом в «Загробную жизнь» вовсе не для поднятия боевого духа, а для захвата корабля. Поэтому Лея Шепард не верит ни единому слову, написанному в сообщении, и не поверит, пока не услышит обо всём от Джокера, не увидит его. И поэтому прежде, чем на ходу выскочить из мягко влетевшего в ангар шаттла, Лея Шепард выхватывает из груды экипировки верного «Палача».

За затихающим шумом двигателя слышно, как Миранда грудью бросается на проход, чтобы заблокировать за ней дверь и слишком громко просит всех оставаться на своих местах до полной остановки и сохранять здравомыслие.

Лея Шепард нервно усмехается, потирает ушибленное при приземлении бедро, и нетерпеливо передёргивает затвор «Палача», пока проходит идентификацию и дезинфекцию в низком гудении приборов.

— Добро пожаловать, капитан Шепард, — мелодичный спокойный голос СУЗИ струится отовсюду, — мы с мистером Моро ожидаем вас в Зале Совещаний.

— Принято, СУЗИ, — сдержанно цедит Лея.

Лея Шепард беззвучно поднимается по лестницам инженерного отсека к лифту, крепко сжимая пистолет. Спину холодит металлом стен и неестественно привычными звуками. Гулко гудит, вибрирует, вращаясь и испуская имульсы, сердце «Нормандии» — «Тантал», с журчанием обновляются щиты, калибруется на инженерных панелях «Таникс»… Лея Шепард слышала подобные звуки с детства, но по-другому. Между гудением приборов всегда были шутки и брань инженеров, переговоры по интеркому, порыкивающие приказы капитана и активное обсуждение планов на предстоящую увольнительную. На «Нормандии» — тишина мертвенная, и Лея впервые слышит, как поскрипывают двери лифта, разъезжаясь.

Лея лёгким касанием активирует панель и вздрагивает, когда двери смыкаются. По металлическим стенам — багровые пятна, смазанные отпечатки окровавленных пальцев, мелкие женские ладошки. Здесь слишком сильно пахнет металлом, электричеством, кровью и предсметрным ужасом — она не может толком описать этот солоновато-табачный, тяжёлый, душный запах, но слишком хорошо его помнит. Тишина вопит надрывными криками и нестройными очередями мелких пуль штурмовых винтовок.

Леи Шепард здесь не было, когда всё случилось. Однако она знает, как это было.

Челюсти сводит от первозданного ужаса, разворачивающегося в районе живота, сердце вибрирует, как перегревшийся пистолет, и — как только открываются двери — Лея Шепард переходит на бег.

В Зал Совещаний Лея Шепард влетает, двери едва успевают раскрыться перед ней. Сердце, кажется, скручивается втрое, прежде чем снова пустить кровь, и мир на мгновение уходит из-под ног, так что приходится вцепиться онемевшими пальцами в косяк.

Джокер сидит на краю стола, сложив руки под грудью и надвинув козырёк кепки на самый кончик носа, так что лица его не различить. За плечом его парит голубоватой сферой СУЗИ и о чём-то с ним разговаривает. Он не отвечает, даже не двигается. Как неживой.

— Джефф! — судорожно выдыхает Лея и с громким щелчком ставит пистолет на предохранитель.

Джокер коротко вздрагивает, когда Лея Шепард зовёт его по имени — впервые, наверное, не Джокером, не лейтенантом, не лейтенантом Моро, а Джеффом — и кивает, мол, услышал, привет, капитан. И только…

Оставив пистолет на краю стола, Лея, так же без слов, медленно не столько из осторожности, сколько из-за сковавшей ноги дрожи, подходит к Джеффу и, похлопав его по плечу, усаживается рядом.

Джефф смотрит на пол, Лея — на стену. Они молчат. Только СУЗИ мигает лилово-голубым где-то на периферии зрения, но тоже не издаёт ни звука. Джефф рассеянно потирает плечо, Лея впивается пальцами в холодную гладкую столешницу.

У них совсем немного времени, чтобы поговорить: наверняка скоро ворвётся Миранда с требованием доложить обо всём Призраку и новым — как всегда, безупречным! — планом действий. А Лея точно знает, что поговорить — надо. Поэтому, скрипнув постукивающими друг о друга зубами, сипло спрашивает:

— Как ты?

— На «Нормандии» как-то пустынно, — тускло отзывается Джефф, растирая ладонями лицо.

— Да…

Пустота на исправно работающей «Нормандии» пугает до зябких мурашек, прошивающих кожу, превращает её в корабль-призрак, корабль-склеп. Только пустота внутри куда как страшнее: она безгранична и голодна, как мерзлая бездна космоса, деформирует и пожирает всё, что попадается ей незащищённым, живым. Лея дышит неровно, сжимая одеревеневшие пальцы в некрепкий кулак, когда сквозь дрожь во всём теле твёрдо и тихо выдыхает, как аксиому:

— Быть единственным выжившим — хуже, чем умереть.

СУЗИ с мгновение поигрывает светло-голубыми динамиками, а потом авторитетно и уверенно — куда искусственному интеллекту до сомнений, когда ему доступны все данные мира — выдаёт:

— Согласно обновлению от августа две тысячи сто восемьдесят третьего года капитан Шепард больше не является единственной выжившей на Акузе. Но ввиду преступных деяний капрала Тумса…

«Заткнись, СУЗИ!» — думает, жмурясь, Лея, а Джокер произносит это вслух. Правда, тут же неуверенно извиняется, на что СУЗИ невозмутимо отвечает, что обида не вписана в её код.

Джокер. Извиняется. Перед ИИ. И даже называет её по имени.

— Джефф…

Лея не выдерживает — прикасается к Джеффу. Ему совершенно точно сейчас нужен кто-то живой. Наплевав на сомнения и (совсем немного) на субординацию, она кладёт ладонь на его плечо. У него кожа горячая, так что сквозь церберовскую футболку обжечься можно, и Лея успевает прикусить язык, прежде чем с него сорвётся вопрос, не подхватил ли Джефф инфекцию, пока была разгерметизация, не был ли ранен.

— Джефф, — повторяет она, поглаживая по плечу.

Джефф двумя пальцами поправляет козырёк кепки и поднимает взгляд. Злые, чуть воспалённые глаза смотрят на Лею в упор опустошённо и осуждающе. От этого взгляда застывают все мысли, все чувства, и уже не мурашки — ледяная дрожь колотит Лею, а Джефф, словно бы контрольным в голову, добивает её спокойным, на грани шёпота и крика, подчёркнуто официальным и болезненно насмешливым извинением:

— Простите, капитан, я опять проштрафился.

Лея знает, что слова здесь не помогут. Ничего не поможет: ни таблетки, ни даже время. Оно способно лишь зарубцевать воспоминания о собственном бессилии, но не избавить от ночных кошмаров, не избавить от страха вновь пережить подобное, не избавить от горького чувства вины, один раз и навек сплетающегося с нервной системой. Однако Лея всё равно подвигается к Джеффу почти вплотную и твёрдым шёпотом говорит:

— Неправда. Ты ещё ни разу меня не подвёл. Ты лучший пилот во всём грёбанном космосе.

— Ну точно. Я ведь ещё ни разу не угробил экипаж!

В его ярости, клокочущей лихорадочным жаром под кожей, не только это нападение Коллекционеров — но и то самое, в котором Лея Шепард умерла.

Лея прикрывает глаза и обречённо качает головой, проклиная и себя, и Келли Чамберс (втайне надеясь, что та ещё жива) за то, что не удосужились поговорить об этом с Джеффом. Ладно Келли: она могла и не знать, как именно погибла Шепард; никто, кроме них с Джокером, толком не знал. Но сама Лея! Видела же, каким отчаянием вспыхивают его глаза каждый раз, когда она машет ему рукой с капитанского мостика, прежде чем в очередной раз покинуть корабль. Собиралась ведь — с силами, с мыслями, с духом — подбирала слова и подходящее время. Только всё не могла найти.

Да и сейчас у них времени, в общем-то, нет.

И Лея перестаёт думать, взвешивать, связывать слова в красивую воодушевляющую речь. Она просто понимает Джокера каждой мыслью, каждой клеточкой тела. Фразы тоже выходят простыми, неровными, в такт редкой пульсации опустившегося куда-то в солнечное сплетение сердца:

— Я знаю, тебе очень хреново. Знаю, что даже если тысячу раз повторю, что нет твоей вины, не поможет. Знаю. Я сама угробила пятьдесят…Сорок девять человек. А ты спас «Нормандию». Нашу «Нормандию». У тебя получилось спасти её, Джефф. У нас получится спасти всех. На этот раз. И если тебе вдруг захочется поговорить… — Она коротко сжимает его плечо. — Я твоя. В любое время.

Лея смотрит на Джеффа широко распахнутыми глазами, почти не дыша и не моргая. Глаза словно покрылись коростой льда, а уголки губ дрожат в какой-то совершенно дурацкой усмешке, мол, смотри, твой капитан — та ещё бесполезная фальшивка.

Лея Шепард никогда и никому не рассказывала, даже намекнуть не смела, что на самом деле случилось на Акузе, изо всех сил старалась закрыть это мрачное пятно её биографии (которое почему-то остальные считали почётным!) верной самоотверженной службой. Но Джеффу Моро, Джокеру — ему, пожалуй, можно рассказать. Он поймёт.

— Не надо, Шепард. У тебя и так хватает дел, кроме как играть в психолога со всем экипажем, — грустно усмехается он, и в коротком молчании Лее почему-то слышится, что психолог из неё так себе. — Но я понял. Возьму себя в руки.

Джефф подмигивает ей совершенно не весело и, сняв её руку со своего плеча, слабенько сжимает в кулаке. Пальцы, скрюченные от холода, расслабляются от тепла его руки, и Лея с трудом сдерживается, чтобы не прижаться к Джокеру целиком — всем озябшим телом, лишь стискивает постукивающие зубы сильнее.

— Ты чего? — хмурится он, когда зубы предательски клацают слишком громко.

— Х-холодновато здесь у вас, — фыркает Лея, поддувая прядь, вывалившуюся из растёрпанной шишки.

СУЗИ беззвучно лопается в воздухе и возвращается в тот же миг.

— Отопительные системы работают в штатном режиме… — Она озвучивает эту информацию так медленно, что, наверное, обладай телом, лицо её и поза выражали бы крайнее недоумение. — Вероятно, дело в перенесённом стрессе. Однако ваши обычные реакции на стресс несколько отличны.

Лея Шепард пожимает плечами и опускает взгляд. Чтобы её так колотило не от собственных воспоминаний — от воображаемой боли, перенесённой кем-то, плющило и морозило от чужой пустоты, она не может вспомнить, как ни пытается.

Наверное, никогда прежде и не было.

— Шепард просто не стоит бегать по кораблю полуголой, — своевременно появляется в проёме Джейкоб, впервые позволяя себе фамильярность, и швыряет в её сторону чёрную олимпийку. — Держи, оденься. Ты оставила это в оружейке, когда собиралась на Омегу.

Озябшие руки Лею не слушаются, Джокер ловко перехватывает олимпийку в полёте и с показушной небрежностью накидывает на её дрожащие плечи:

— Да, кэп, прикройся. А то кое-кто боится увидеть в себя женщину, а в себе мужика.

И хотя Джокер при этом коварно щурится в сторону Джейкоба (а тот скрещивает руки на груди и фыркает слишком поспешно, чтобы посчитать, что это его не задело), сам ненадолго сжимает плечи Леи в неловком полуобъятии. Джейкоб тем временем проходит в противоположный конец стола и принимается докладывать, принципиально глядя в потолок:

— Миранда сказала нам проверить всю «Нормандию» на наличие выживших или не очень.

— Ну как? Нашли? — с мрачным ехидством переспрашивает Джокер.

— Нет. И поэтому она летит сюда ещё более разъярённая, чем вы расстались, Шепард.

— Интересно, чем ты успела её разозлить…

Лея Шепард соскальзывает со стола и, придирчиво снимая с олимпийки собственные тёмно-рыжие волосы, как бы между прочим отвечает:

— Просто я очень торопилась… Сюда. Может быть, даже несколько безрассудно.

— Угу, — тяжело вздыхает Джейкоб, которому, видимо, пришлось отдуваться перед Мирандой вместо Шепард. — Она сказала, что если бы здесь кто-нибудь из Коллекционеров остался, то тебя бы уже не было. А она не для этого так долго тебя восстанавливала.

Джокер переводит взгляд с Джейкоба на Лею, мотает головой и, в одно мгновение помрачнев, прячет глаза под козырьком кепки. А Лея Шепард неуютно прячет озябшие руки в просторные карманы и наваливается спиной на стену.

Она впервые за этот год точно знает, что делать дальше.

Лея Шепард не оставит свой экипаж на расправу Коллекционерам, а Джокера — бездне вины.

2186 год, Цитадель

— Кстати, я приняла предложение Удины.

Эшли неуклюже ведёт плечом, с которого совсем недавно сняли лангету, и невесомо приподнимает уголки пухлых губ. Мимолётная улыбка могла бы показаться умилительно красивой, если бы тянуло улыбнуться в ответ. Почему-то не тянет.

— О должности Спектра? — сдержанно уточняет Лея зачем-то (прекрасно ведь знает, о чём речь и почему Эшли старается говорить настолько завуалированно, насколько умеет) и тут же, опустив взгляд, пытается смягчиться: — Поздравляю.

— Мелочь, — потирает плечо Эшли и спешно добавляет: — По сравнению с тем, что происходит.

Лея Шепард молчит, приподняв бровь, и душит кривую усмешку. Мелочь… Если бы три года назад кто-нибудь назвал назначение специалистом в спецкорпус тактической разведки мелочью, Лея Шепард охотно переложила бы бесконечные скачки по ретрансляторам и фотографии погибших в своём инструментроне на его плечи: пускай бы тащил этот груз легче пушинки. А если бы Эшли Уильямс — сержанта Уильямс, вгрызающуюся в возможность заслужить признание в ВКС Альянса, мысленно перегрызающую глотки косо глядящим ксеносам — кто-нибудь предупредил, что она станет Спектром, она, наверное, рассмеялась бы в лицо не то от досады, не то от злости.

Но теперь Лея Шепард стоит, сложив руки под грудью и расправив плечи, и придирчиво, как впервые, оглядывает второго спектра из людей, словно бы и не видела её в бою никогда, а Эшли Уильямс небрежно ведёт бровью, бормоча, что даже представления не имеет, какие обязанности возложит на её плечи Удина.

Эшли Уильямс не торопится показывать средний палец всем ксеносам Совета, Лея Шепард не торопится разбрасываться восторгами и поздравлениями.

— Что ты думаешь об этом? — несмело, негромко спрашивает Эшли и опускает голову, как провинившаяся школьница.

Но даже от этого вопроса неестественная больничная тишина, вибрирующая приборами и попискивающая данными, не разрушается, не рассыпается, сгущается всё сильнее напряжением в воздухе и царапает слух изнутри. Лея неприязненно качает головой и задумчиво потирает плечо. Быть может, вовсе не в больнице дело, не в нелюбви к ней. Взгляд почему-то с удовольствием скользит по палате: от прибора к прибору, от датапада на краю тумбы к сборнику стихотворений и коробке конфет (интересно, этим Удина решил подкрепить своё предложение?). А чтобы взглянуть на Эшли, приходится сделать усилие. Да и Эшли старается не смотреть на Лею лишний раз, несмотря на то что они как будто бы всё уже обсудили и договорились, что должны доверять друг другу. Хотя о каком доверии может идти речь, если капитан-лейтенант Уильямс не то что обсуждать новое звание не хочет (да, поборола проклятье семьи Уильямс, да, послужила на благо Альянса систем) — руку при встрече не пожимает.

И даже сейчас, после их разговора, что Марс расставил все точки, Эшли Уильямс держится на расстоянии двух широких шагов, а Лея Шепард пытается защититься от неосязаемых, невидимых выпадов скрещенными на груди руками и не спешит поворачиваться спиной.

Они всё-таки изменились. За три года, может быть, даже слишком.

Смерть изменила их. Наверное, сделала лучше, если на плечи Шепард легла судьба всей Земли (или даже Млечного Пути), а на плечи Уильямс — защита Совета. Но — развела по разные стороны. Потому что очень сложно поверить, что кто-то вернулся из-за черты смерти прежним; потому что практически невозможно вернуться тем, кем ты был. И хотя Лея Шепард это понимает (вбивает себе в голову с той самой встречи на Горизонте), что-то всё равно голодным варреном гложет душу.

— Ты прекрасный солдат с отличным послужным списком, — на одном дыхании выдаёт Лея практически искренне. — Ты это заслужила.

— Когда ты такое говоришь… Это много значит.

Эшли Уильямс улыбается почти взаправду — Лея Шепард прячет руки в карманы жёстких форменных штанов Альянса и прислоняется к стене. Они говорят ещё немного: о надежде, о семьях, о борьбе, которая никогда не заканчивается. Но Лея почему-то не верит ни одному слову, они расщепляются в дезинфицированном воздухе больницы на фононы и тонут в тишине.

Тишина всё растворяет лучше всякой кислоты.

Поэтому Эшли безмолвно — красноречиво поглядев в сторону окна — просит Лею оставить её наедине с документами, мыслями о семье и физиопроцедурами, а Лея уходит, махнув рукой, которую хотела протянуть.

***

Горло раздирает сухость и тошнота, а ещё — воздух Цитадели, по-особенному густой от постоянных запахов крови и панацелина, звуков новостей и неестественных взрывов смеха. Лее хочется это запить, поэтому в зоне ожидания Дока 24 она лавирует между встречающими, провожающими, прощающимися к кофе-автомату и списывает со счёта десяток кредитов. Автомат дребезжит, похрустывает и кряхтит, как будто не механизм, а консервная банка под прессом, но всё-таки заваривает в картонном стаканчике с голубым символом Цитадели кофе той самой орехово-приторной сладости и густоты. Лея поспешно размешивает сахар, отправляет палочку в контейнер на переработку и оглядывается, куда бы присесть.

— Шепард? Шепард, я тут!

Лея крупно вздрагивает всем телом, откликаясь на зов, и чудом не расплескивает кофе на руку. Встречи со старыми знакомыми Шепард не любит: за два года усвоила, что голоса из прошлого не приносят ничего, кроме тошнотворной горечи под языком и боли. До сих пор ноет скула после встречи с Джек, а на разноцветный синяк, который не способна скрыть ни одна тоналка (Лея целую тонну пробников израсходовала в магазинчиках Президиума!), вот уже неделю беззастенчиво таращится половина экипажа. Вторая половина — опасливо косится украдкой.

Впрочем, сейчас всё должно пройти по-другому. Диаметрально. Потому что Лея Шепард, оборачиваясь на очередной оклик, видит у перил обзорной палубы Миранду Лоусон и невольно расплывается в улыбке.

— Миранда! Не ожидала тебя здесь увидеть!

— Серьёзно? — с деланной обидой поджимает губы Миранда, когда Лея присоединяется к ней. —Между прочим, я тебе писала, что буду рада встретиться с тобой на Цитадели.

— Да? Прости. Я в суете порой забываю проверить почту. Хорошо, у меня теперь есть секретарь, который скидывает письма первой степени важности прямиком на инструментрон.

— Смотри-ка, — едкой хмыкает Миранда, — а раньше никого на выстрел не подпускала к терминалам.

— Чамберс слишком сильно верила Церберу. А тебе… Тебе это никогда не мешало.

Лея Шепард коротко смеётся, вспоминая постскриптум в письме Орианы Лоусон, адресованный Миранде. На лицо Миранды падает тень от пришвартовывающегося в соседнем доке крейсера, и то ли от этого, то ли от бровей, сведённых к переносице, она кажется мрачно-печальной, когда спрашивает вполголоса:

— А я по-твоему… Не верила Церберу?

— Нет, — легко мотает головой Лея, — ты верила в Цербер. И оказалась права: может быть, Жнецы ещё не успели заполонить всю Галактику, потому что мы и технологии Цербера тогда поработали… Неплохо.

— Ты так думаешь?

Лея Шепард пожимает плечами. Она не любит вспоминать прошлый год — головокружительный кошмар, показавшийся спуском к сердцу Ада, пропахший кровью, перегретыми термозарядами и химозным алкоголем Омеги — но он сам снова и снова догоняет её случайными встречами: Призрак, Цербер, Эшли Уильямс, Саманта Трейнор, родом с Горизонта, Джек. Теперь — Миранда. Лея делает короткий глоток и интересуется, чем занималась Миранда в последнее время. Ожидает чего-то глобального — Миранде Лоусон под стать: собирала компромат на Призрака, вместе с сестрой пыталась отобрать у отца корпорацию, изучала отрывки данных о базе Коллекционеров, вместе с Цербером готовилась отвоёвывать у Лиары Т’Сони оружие против Жнецов…

— Была в бегах, — слишком непринуждённо выдыхает Миранда и невесело улыбается. — Скрываться ото всех — не так весело, как кажется.

Миранде Лоусон в очередной раз удаётся оглушить Лею Шепард. Она замирает со стаканом у губ, так и не сделав глоток. У Леи много вопросов в голове. Наяву — лишь отрывистые фразы:

— Ты… Я… Почему ты не сказала?

— Это не имеет значения. Я ведь знала, что уход из Цербера не пройдёт незамеченным. — Миранда качает головой и торопится перевести тему: — Такое ощущение, что мы целую вечность не виделись, коммандер Шепард. Только подумай, в какое интересное время мы живём.

— Даже слишком… — без особого энтузиазма соглашается Лея.

Систему за системой Млечный Путь захватывают Жнецы, Ария Т’Лоак и наёмники-головорезы с Омеги готовы защищать всю Галактику, пока Совет отказывает в помощи, Джек учит детей, Миранда Лоусон больше не с Цербером. А Лея Шепард, Джокер, Карин Чаквас и «Нормандия» — снова члены Альянса. «Если долго думать об этом, можно сойти с ума», — тяжело вздыхает Лея, по кругу гоняя кофе в стаканчике, и украдкой изучает Миранду.

Кое-что даже в этом рушащемся мире остаётся практически неизменным: Миранда Лоусон по-прежнему безукоризненно хороша. Аккуратная укладка, ровный едва различимый макияж, сдержанность в речи, точность в каждом движении, только на лабораторном костюме больше не найти жёлтый шестиугольник, только жесты как будто бы мягче, а улыбка — шире, живее, искренней.

— Но кое-что всё равно не меняется, не правда ли? — усмехается Миранда, кончиками пальцев показывая на кофе. — Дай угадаю: полстакана кофейного порошка, полстакана сахара и пара капель кипятка. И всё из вон того замызганного автомата?

Лея Шепард морщит нос, передразнивая проницательность Миранды, и смакует вязкий пересладкий глоток.

— С тобой неинтересно. Ты всё про меня знаешь. Даже то, чего пока не знаю я.

— Знаю, — на редкость легко соглашается Миранда и посмеивается, прикусив губу. — Но всё ещё не всегда тебя понимаю. Почему ты пьёшь эту дешёвую бурду? Мне казалось, Альянс платит своим офицерам приличное жалование.

Один выстрел — две поражённых мишени. Прямо как в байках Архангела, рассказанных под стакан виски Лиаре Т’Сони. Лея Шепард ведёт бровью, растягивая очередной глоток, а Миранда довольно, как сытая львица в умиротворяющих научных передачах про Землю, и самолюбиво улыбается. Знает, что безупречна.

— Ты определись, хочешь знать про Альянс или про кофе.

— Просто представить себе не могу, что они тебе наплели, чтобы ты вернулась… — качает головой Миранда и, опустив голову, торопливо выдыхает себе под нос, словно опасаясь быть услышанной: — Я не смогла попасть к тебе после того, как Альянс арестовал тебя.

— Меня отстранили. Посадили под условно домашний арест. Всё сложно.

Всё сложно — пожалуй, слишком простое описание тех нескольких предварительных слушаний, где совет адмиралов прогонял по кругу одни и те же вопросы, перечислял одни и те же статьи, очевидно, намереваясь заговорить Шепард до смерти, и полугода заключения в Ванкуверской штаб-квартире, которое по документам мягко обзывалось «домашним арестом».

Лея Шепард катает между ладоней картонный стаканчик и хмурится: жаль, вычеркнуть эти дни из разума, из реальности нельзя, и кто-нибудь нет-нет, да вспомнит!

— Не сомневаюсь, — кивает Миранда. — Удивительно, что тебя не отдали под трибунал. Альянсу вообще не свойственна гибкость никакого рода. И тем удивительнее видеть тебя… В этом.

Миранда Лоусон с привычным скептицизмом поддевает двумя пальцами жёсткую ткань форменной рубашки на плече Леи. Лея беззвучно смеётся, опустив голову, и толкает Миранду локтем в бок:

— Да брось. Ты же знаешь. Я всегда была офицером Альянса.

Миранда сдавленно фыркает и обречённо качает головой, кажется, опять хочет застонать от безнадёги: «Ты неисправима, Шепард!» Но молчит, проглатывая фразу. Молчание Миранды не такое, как молчание Эшли Уильямс, изучающе-подозрительное, когда хочется защищаться молчанием в ответ — оно неловкое, виноватое, как будто бы Миранда, Миранда Лоусон, которая преуспевает буквально во всём, впервые не знает, как правильно поддержать диалог. Эта тишина не травит, не душит — мешается и раздражает, как зуд от песчинки в глазу, и Лея Шепард торопится избавиться от неё. Она залпом допивает остатки кофе и непринуждённо пожимает плечами:

— А что до кофе…. Знаешь, только это бурда мне и нравится, — между животом и грудью, чуть ниже солнечного сплетения, дрожит горячий шар, непонятно, от кофе, воспоминаний или присутствия Миранды. — Вкус детства. Когда ждёшь, пока корабль, на котором возвращается мама, папа, или оба, пришвартуется в доке, пока все пройдут процедуры, не находишь себе места. В прямом смысле. Мест в зоне ожидания тоже нет: все заняты. А если корабль задерживается… Или ты краем уха услышала, что «Эйнштейн» оказывал поддержку на Мендуаре…

Стакан с хрустом сжимается в руке. Воспоминания мелькают широко распахнутыми глазами испуганных детей и кровавыми повязками — самые яркие воспоминания её шестнадцати лет. Лея судорожно выдыхает, прикрывая глаза, и даже не вздрагивает, когда мягкая холодная ладонь Миранды ложится на её плечо:

— Шепард… На Земле…

— Миллионы людей погибли за считанные секунды, — голос опять предательски срывается, а перед глазами не то небо, не то голубые глаза мальчишки за несколько секунд до взрыва аэрокара. — Жнецы. Именно этого мы боялись.

— Им нужно было выслушать тебя давным-давно, — впиваясь пальцами в плечо, рычит сквозь зубы Миранда, но тут же убирает руку: — Прости.

Лея Шепард коротко мотает головой и, растерянно повертев в руках мятый стаканчик, поворачивается всем корпусом к Миранде:

— И всё-таки, ты здесь какими судьбами?

— О, мне нужно связаться с парой человек, как и тебе. Цитадель — лучшее место для встречи. Пока что…

Миранда Лоусон, как обычно, хитрит, извивается, ускользает от прямого ответа, спрашивает о планах Альянса так, как будто бы у Альянса есть какие-то планы, и Лея Шепард ей отвечает так же, уклончиво, невесомо, исподлобья вглядываясь в глаза, и всё-таки ожидает внятного ответа. Миранда увиливает от разговора изящными невесомыми (даже каблуки не цокают) шагами по узкому проходу дока к КПП, но на полпути всё-таки оборачивается — сдаётся:

— Шепард… На самом деле, есть одно личное дело. Я тебе писала о нём. Я давно не получала писем от Орианы. Я… Волнуюсь.

— Мне казалось, мы обеспечили безопасность твоей сестре, — хмурится Лея, небрежным броском отправляя смятый стаканчик в ближайшей контейнер для переработки целлюлозы.

— Да. Просто… Я знаю, что в этом замешан отец.

— Что случилось?

— Не знаю. Я сделала всё, что могла, но толку не было.

— Почему ты решила, что в этом замешан ваш отец?

— Мы с Орианой регулярно списывались. И, конечно, я следила за сестрой. А потом она просто взяла — и исчезла… Без следа. Это мог быть только отец. Даже когда нам удалось её спрятать, я знала, что он будет её искать, ни перед чем не остановится. Она — последнее, что останется после него. Я даже предполагаю, как он мог это обставить.

— Я тоже, — отрывисто выдаёт Лея, складывая руки под грудью; по коже проносится дрожь. — Есть кое-кто, кто может уничтожить любого, а может воскресить.

— Цербер, — вскидывает бровь Миранда и мрачно усмехается.

— Призрак, — конкретизирует Лея, голос низко вибрирует ледяной яростью. — Сомневаюсь, что он просто так отпустил своего лучшего оперативника. Ты опасный противник.

— Так и есть. Он сказал, что со мной было приятно иметь дело, но ему нужно разобраться с ситуацией.

Лею Шепард передёргивает. Как наяву она слышит этот полумеханизированный сипловатый голос Призрака и видит сигарету, медленно превращающуюся под его пальцами в серый пепел. Такими словами озвучивают приговор. Он в ярости, в гневе… И с холодной головой. Они обе понимают, что противостояние Призраку — приговор кому-то из них, и пока что Призрак сильнее.

Лея делает порывистый полушаг к Миранде:

— Если я только чем-то…

— Нет, — ледяным ровным голосом отрубает Миранда и отводит взгляд; если посмотрит, если подумает — согласится. — У тебя и так хватает дел, Шепард. Я… Я справлюсь, не сомневайся.

Лея Шепард не сомневается в Миранде. Это же Миранда Лоусон — у неё лучшие гены, надёжные связи, крепко зажатые в угол должники, самые секретные каналы информации, вот только совсем мало тех, кто протянет ей руку. Может быть, Лея Шепард — единственная. Но когда она делает ещё один шаг, Миранда легко ускользает в сторону КПП, и рука нелепо повисает в воздухе.

— Миранда…

— Что ты со мной делаешь, Шепард! — шипит Миранда, оборачиваясь.

Её каблуки раздражённо отстукивают ровно три шага — три ступеньки до Леи Шепард. Лею окутывает лёгким запахом жасмина, невесомые ладони замирают на лопатках. Обнимает Миранда не так, как Лиара, слишком невесомо, слишком неловко, слишком несмело. А Лея чувствует напряжённое дыхание Миранды на виске и бережно поглаживает её по спине. Обе вечно в невидимой броне, вынужденные носить фальшивые улыбки, держать руку на пульсе и рукояти пистолета, сейчас, кажется, в сутолоке зоны ожидания, в запахах слёз, топлива, декстрогазировки и дрянного кофе, они гораздо ближе друг другу, дороже, чем могли когда-либо представить.

— Будь осторожна, — горячо шепчет Лея, когда Миранда отстраняется, дружеским поцелуем мазнув по щеке.

— Ничего не могу обещать.

Миранда легко взбегает по ступенькам к КПП, но перед тем, как раствориться в тенях и суете, оборачивается.

— Знаешь, Лея… — мягко и едва уловимо, как умеет только она, улыбается Миранда. — Ты была права. Всё-таки синий тебе куда больше к лицу, чем чёрно-белый. Чего не скажешь о «Нормандии».

Лея Шепард поправляет примятый воротник рубашки и, пряча руки в карманы, до нелепого широко улыбается в ответ.