Метка: пост-канон

  • Лея Шепард — член Совета Цитадели

    Лея Шепард — член Совета Цитадели

    2188, Цитадель

    — Я не политик, — скромно улыбается Лея и, размешав стеклянной трубочкой шарики в коктейле, отворачивается к панорамному окну.

    Болтающаяся на околоземной орбите, Цитадель восстанавливается медленно, как и весь мир. Восстающая из праха и пепла Тессия высылает обнаруженные чертежи, схемы, записи протеан Совету Цитадели, а Лиара и Явик переводят их, горячо ругаясь в процессе.

    От былой Цитадели остался только скелет — мятый корпус с рассыпавшимися зданиями, перепутанными улицами, сгоревшими растениями, битыми стёклами, — на который теперь по-новому натягивают корпус. Металлические ударопрочные листы, трубы терморегуляции, системы климат-контроля — они не те же, что были до Жатвы, однако работают не хуже протеанских.

    Может быть, когда реконструкция завершится, когда станцию откроют, её никто не назовёт Цитаделью, но пока думать так — привычнее.

    Полуорганические останки Жнецов идут на переработку: кварианцы, мастера создавать всё из ничего в космическом вакууме, разбирают их на трубочки, конечности, челюсти — на запчасти, чтобы восстановить разрушившиеся кольца в ядрах ретранслятора, починить поломанные корабли.

    По камню, по клумбе, по зданию, на осколках, обломках, из пепла воссоздаётся былое величие — раскрываются лепестки Цитадели, и губы Леи трогает улыбка:

    — Я и не подумала, что все так быстро воспрянут.

    Она сидит за столиком у панорамного окна на последнем этаже самого первого небоскрёба обновлённой Цитадели и потягивает через трубочку бабл-ти по рецепту с Тессии, пока под ногами расстилается живой, сияющий, цветущий мир — сегодня по графику имитация экосистемы Земли.

    — Все воспряли, потому что с нами всегда были вы, Шепард, — вкрадчиво произносит посол Тессии, поглаживая ручку кружки перед собой. — Кто знает, что стало бы с миром, если бы не стало вас.

    — Не переоценивайте мои способности, — усмехается уголком губ Лея и покачивает головой. — Я всего лишь солдат своей планеты. И всё, что я делала, было ради Земли.

    — Советник Тевос знала, что вы так скажете, и просила передать, что все члены Совета Цитадели беспокоятся в первую очередь о благополучии своей планеты. Но от себя хочу добавить, что вы ошибаетесь. Вы отправились на Тессию, захваченную Жнецами, вы вернули кварианцам Раннох, вы… — азари понижает голос. — Вы даже сумели положить конец вражде турианцев, саларианцев и кроганов, хотя, признаюсь, в некоторых кругах, делали ставки против вас.

    Лея болезненно морщится и потирает висок: восхищение посла отдаётся холодком вдоль позвоночника и тонким уколом под сердцем. Едва ли обман кроганов был дипломатически верным решением, однако саларианские учёные для строительства Горна были гораздо нужнее воинов, а о том, что случится потом, Лея не думала. Она не думала, что «потом» однажды настанет.

    Однако оно настало.

     Лея обнимает стакан обеими руками, чтобы не выдать дрожь в пальцах, и покачивает головой:

    — Я всего лишь человек. И ошибаюсь чаще, чем мне хотелось бы.

    — А кто нет, Шепард? — азари посмеивается и, откинувшись на спинку стула, обводит ладонью пространство. — Но всё это есть у нас благодаря вам. Подумайте, вам удалось сплотить все планеты перед лицом опасности. Сделать то, что не удавалось цивилизациям более развитым, чем наши! Это ли не признак выдающихся дипломатических способностей?

    — И всё-таки мой ответ: нет, — твёрдо отвечает Лея и поднимается из-за стола. — Передайте Советникам, что я благодарна за предложение, но на эту должность им следует поискать кого-нибудь более… Соответствующего.

    В голове шумит, бедро простреливает болью, перед глазами на мгновение темнеет — импланты не те, что использовались на «Лазаре», всё ещё приживаются и иногда шалят, — Лея хватается за спинку стула и рвано выдыхает. Посол Тессии поднимается из-за стола и подходит к ней вплотную. Её большие глаза завораживающе сияют лиловым, но в них нет и толики той мудрости и рассудительности, что у Лиары. «Она совсем молодая, — озаряет Лею. — И это задание — шанс проявить себя как дипломат. Жаль, я не могу ей помочь».

    — Послушай, Шепард, — заговаривает азари, и в голосе её нет былой елейности. — Ты серьёзно хочешь оставить всё, что ты сделала, на растерзание коршунам? Хочешь, чтобы они прибрали к рукам власть и за пару лет от былого мира ничего не осталось?

    — Как раз наоборот, — выдавливает сквозь зубы Лея и расправляет плечи. — Я хочу, чтобы это попало в хорошие руки. А мои по локоть в крови.

    Лея поправляет рукава рашгарда и уходит, прихрамывая на правую ногу. Зеркальные двери учтиво разъезжаются в стороны: Лея успевает лишь краем глаза выхватить свой размытый, помятый и совершенно не торжественный силуэт и замечает, что посол Тессии активирует инструментрон. Что бы она ни сообщила Советникам, как бы они ни пытались её соблазнить местом в Совете, Лея Шепард постарается убедить их, что это плохая идея.

    Лифт несёт её на двенадцать этажей вниз — в апартаменты, выделенные им, два года приписанным к «Нормандии», без прописки, без дома, без пристани, решением Совета Цитадели. Перед глазами неоновыми водопадами проносятся рекламные баннеры, вывески, объявления, сливаясь в одну бесконечную разноцветную ленту, так похожую на мерцание космоса, волнами облизывающего несущуюся на всех скоростях «Нормандию».

    Касанием ладони Лея деактивирует замок. Подмигнув зелёным огоньком, дверь пищит и распахивается совсем по-родному, как на «Нормандии». В апартаментах приятно пахнет морским бризом, в динамиках под потолком шуршит дождь, а проекция бросает на окна несуществующие капли. С протяжным стоном, вцепившись в поручень у двери, Лея стягивает кроссовки с ортопедической подошвой, бросает их рядом со стойкой для тростей и блаженно прикрывает глаза. Под босыми ногами пол тёплый, как песок на берегу океана на южных пляжах Земли.

    За прошлый год они посетили все пляжи, какие только могли, оставив в стороне службу, войну и геройство.

    Страницы: 1 2 3

  • Лучше, чем вчера

    Сара в третий раз сверяется с билетом, протянутым Майклом вместо купленного ею, и распахивает дверь купе. Здесь пусто. С судорожным вздохом Сара опускается на нижнюю койку. До Балтимора ехать чуть более суток, и здорово, что можно провести это время с комфортом, в покое. Хотя бы попытаться познать покой. Впервые за последние недели.

    Майкл с грохотом ставит перед Сарой чемодан с её вещами и решительно захлопывает дверь. Сара кидает усталый взгляд на закрытую дверь, потом на Майкла, но задать вопрос не может. Почему-то нет сил даже на то, чтобы поговорить. Майкл перехватывает её взгляд и ухмыляется, приглаживая волосы:

    — Аарон помог. Он же задолжал тебе целую жизнь. Поедем, как короли, в пустом купе, в мягком вагоне!

    Сара неловко улыбается, растирая похолодевшие пальцы. Воспоминания той ночи отдаются тупой тянущей болью в голове. И дрожью во всём теле. Сара поднимает взгляд на Майкла и тот немедленно меняется в лице. Слетает прочь самодовольная улыбка и напускной пафос. Он присаживается рядом, родной, настоящий: встревоженный и внимательный. Его рука ложится на плечо Сары, подушечки пальцев шуршат по ткани пуховика. Майкл ничего не говорит. Лишь поглаживает Сару по плечу. От него пахнет табаком и морозом, а ещё — силой.

    Она громко вздыхает и утыкается лбом в его грудь. До безумия хочется разреветься, но не получается проронить ни слезинки. Её словно выпотрошили там, в цирке уродов, вынули все чувства до единого.

    — Я устала… — шепчет Сара и коротко сжимает руку Майкла.

    В этот жест она вкладывает всё, что в ней осталось. Боль, страх, мольбу о спасении. Майкл понимает. И сжимает её руку в ответ.

    Они сидят в тишине какое-то время, пока Саре не становится жарко в тесном закрытом купе; она медленно поднимается, стягивает пуховик и небрежно бросает его на койку. Встряхивает примятыми рыжими волосами, кажется, насквозь пропахшими дымом и кровью бродячего цирка. Пальцы дрожат, пуговица за пуговицей расстёгивая тесную жаркую кофту.

    — Хочешь, помогу? — неслышно возникает за её спиной Майкл и по-кошачьи мурлычет ей в ухо.

    Сара покорно позволяет ему стянуть кофту и отбросить в сторону, а потом обнять её со спины. Кончики пальцев касаются её обнажённых плеч, перешагивают к предплечьям, а потом пальцы переплетаются. Майкл осторожно чмокает Сару в макушку и притягивает к себе. Чувствуя спиной тепло его тела, Сара чуть успокаивается и, прикрыв глаза, прислоняется виском к его щеке.

    — Когда мы уже поедем? — стонет она.

    — Чуть-чуть осталось, куколка. Совсем чуть-чуть. Потерпи.

    — Чуть-чуть? — Сара позволяет себе неловко приподнять уголки губ в улыбке и, открыв глаза, поднимает голову; Майкл с улыбкой коротко кивает. — Чуть-чуть потерплю.

    Сара опускает взгляд на заснеженный перрон, из-за которого выглядывают городские здания. Сентфор спит, залитый предрассветным золотым сиянием солнца, и кажется приветливым и уютным. Только Сара знает, что это ловушка. Сыр в мышеловке. На перроне немноголюдно, но провожающие всё-таки есть. Их плечи и шапки припорошены снегом. Они машут кому-то в окнах, посылают воздушные поцелуи.

    Сару не провожает никто.

    Она ещё раз бездумно оглядывает провожающих. Счастливые лица, живые слёзы, искренние жесты и взмахи, полные любви.

    Бледное неживое лицо. Холодная дрожь прошибает навылет, а ногти невольно впиваются в кожу Майкла. Он шипит и, кажется, говорит что-то.

    Сара не слышит.

    Прямо перед её окном, не тронутая снегом, колышется чёрная мантия на плечах Человека в маске. Он проводит тыльной стороной пальцев по белой щеке, губам, а потом плавно взмахивает рукой. На стекле купе расплывается короткое слово: НАЗАД.

    Сара забывает, как дышать.

    Человек в маске внимательно смотрит на неё чернотой прорези маски. Подол мантии взметается вверх вместе с лёгким не утрамбованным снегом, и Человек в маске растворяется в воздухе. Словно его и не было. Только сердце бьётся так громко, что гул отдаётся в ушах.

    — Майкл! — голос дрожит и срывается.

    Сара оборачивается к нему, не чувствуя себя. Её трясёт, как в лихорадке. Бросает то в жар, то в холод. И она вся как будто чужая себе, онемевшая.

    — Сара… — Майкл встревоженно обхватывает тёплыми руками её щёки. — Что с тобой, девочка?

    Сара так долго смотрит в его глаза, что может различить в чуть расширенных зрачках своё отражение. Испуганные глаза, подрагивающая губа, растрёпанные волосы.

    — Майкл! — Сара рывком обнимает Майкла, пальцы сплетаются в замок на уровне его поясницы. Зарываясь носом в мягкую ткань его футболки, бормочет: — Прости-прости-прости. Прости, что врала. Со мной не хорошо. Ничего не хорошо!

    — Тише, тише…

    Голос Майкла звучит успокаивающе, прохладные пальцы путаются в рыжих волосах, поглаживают её по голове. Они стоят в объятиях молча. От тяжёлого тёплого дыхания Майкла колышутся волосы на макушке. Сара рвано дышит и истерично подрагивает.

    — Я защищу тебя, Сара, верь мне, — Майкл осторожно отодвигает Сару от себя и пытается заглянуть в глаза, мягкими взмахами убирая локоны с лица. — Только скажи, от чего.

    Поезд дёргается, даёт протяжный гудок, и Сара бухается на койку.

    Майкл бросил всё ради неё. Майкл оказался готов уехать в незнакомый город и начать жить с нуля, чтобы быть с ней.

    Он имеет право знать.

    Рассказ выходит ужасно дурацким: сбивчивым, путаным, да к тому же похожим на какой-то очередной дешёвый ужастик. На середине рассказа голос ломается, и Сара громко шмыгает носом.

    Она и не заметила, как разревелась.

    Поезд уже набрал ход, и за окном мелькают домики, покрытые красно-оранжевыми брызгами восходящего солнца. В горле пересохло, но Сара не останавливается. Она рассказывает об убийстве шерифа, пытках, сковородке.

    Майкл слушает внимательно, серьёзно хмурясь, так что между бровей пролегает непривычно глубокая складка, а потом подушечками больших пальцев, отрывисто, решительно, сильно стирает слёзы с её щёк. Его движения грубоватые, но отрезвляющие.

    — Не плачь. Не надо. — Майкл ёрзает на месте, поджимая губы, и явно не может придумать, что сказать ещё. — Пожалуйста, Сара…

    — Я… Я… Я п-постараюсь, — хрипло всхлипывает Сара. — Просто… Это всё… Забыть хочу.

    Сара хочет не просто забыть — стереть из памяти. Обрезать ненужные, болезненные, страшные воспоминания, как обрежет длинные рыжие волосы по приезде в Балтимор. Хорошо бы, чтобы Писадейра, Фавн и чёртов Человек в маске выпали из её сознания, когда на пол парикмахерской опадут ненужные пряди.

    — Я понимаю, — кивает Майкл, сочувственно морщась. — Давай попробуем забыть это вместе.

    Майкл одаряет её осторожным поцелуем в висок. Таким нежным, почти невесомым. Но от этого мимолётного касания под кожей расползается блаженное сладковатое тепло. Сара опускает голову на плечо Майкла. Глаза закрываются, отяжелевшие от увиденного за эти безумно долгие сутки.

    Майкл незаметно стягивает куртку, оставаясь в одной футболке. И, уперевшись спиной в стену у окна, заключает Сару в кольцо объятий. Сара закрывает глаза, уткнувшись лбом в его шею. Мерное покачивание поезда, нежные прикосновения Майкла, тепло его куртки, использованной вместо одеяла, — ото всего клонит в сон. Сара наощупь находит руку Майкла и переплетает их пальцы.

    — Спи-спи, — дышит он ей в макушку. — Забудь о прошедшем дне. Завтра будет лучше. Теперь всегда будет лучше, чем вчера.