Тяжёлая дверь третьего этажа стремительно захлопнулась, так что Алика едва успела проскочить в крохотную щель. По рекреации разнёсся оглушительный грохот, и кто-то из математиков, привыкших вести уроки с дверью нараспашку, закрыл её.
Алика покрутила головой, разминая затёкшую шею и закинула рюкзачок на плечо. После пробника по математике в голове стоял приятный гул, какой бывает в теле после получасовой тренировки с гантелями. Алика дунула на выскользнувшую из растрепавшегося хвостика прядь, которая никак не хотела отрастать ниже подбородка и всё время мешалась, и быстро набрала сообщение Илье:
Вы, 13:18
Жду у раздевалки, гуманитарий)
Илья не прочитал. Видимо, вместе с остальными пыхтел над задачкой на проценты. В отличие от курсирующих туда-сюда теплоходов и человекочасов, концентрации химических растворов и ставки по кредитам вводили всех в ступор, позволяя Алике очередной раз блеснуть у доски и подзаработать на домашках и контрольных.
Алика дошла до середины лестницы, раздражённо поправила натиравший уже вторую неделю задник туфли и убрала телефон в карман сарафана. Каблуки звонко зацокали по ступенькам, на блестящих лакированных носках поблёскивали тонкие белые царапинки. Купленные ещё в феврале на распродаже, туфли с неудобной колодкой, из жёсткого кожзама приносили сплошные мучения, и Алика прикидывала, хватит ли накоплений на приличные туфли из мягкой кожи на удобной колодке. «В конце концов, — размышляла она. — У меня день рождения скоро, и я могу сама себя поздравить тем, чем захочу!»
Мимо проскакали одиннадцатиклассницы, вскользь задев её плечо, Алика прижалась к перилам и впилась злым завистливым взглядом в их спины. В бархатных туфлях на толстой платформе и массивных каблуках они легко спускались через ступеньку и вполголоса обсуждали постановку вальса на Последнем звонке. Перед дверью на второй этаж одна из одиннадцатиклассниц нервно одёрнула юбку-карандаш и поправила косички, вторая фыркнула что-то, но гулкое эхо донесло до Алики только невнятный смешок. Двери на второй этаж с привычным скрипом закрылись.
Алика разочарованно вздохнула. Под пальцами заскользила бледно-лиловая краска, давным-давно застывшая на неровно выпиленных поручнях крохотными шариками капель. Стук каблуков замедлился, и эхо, взлетавшее вверх по пролёту, к четвёртому этажу, напоминало удары метронома. Или маятника. Так рублено и однообразно отсчитывались дни, которые Алике провести в этих стенах.
Ей прочили красный аттестат, отличные результаты ОГЭ — и поступление в десятый класс, а мама по пять раз на неделе спрашивала, не собирается ли Алика подавать документы в другую школу. Алика смысла не видела. Да, её порядком утомили эти бандитские порядки, которые установил один-единственный пацан, которому в голову не то комплексы ударили, не то «Бригада», не то дурная энергия, не нашедшая освобождения после тяжёлой травмы, выкинувшей его из спортшколы олимпийского резерва, но в остальном — школа как школа. Реши она поменять её, пришлось бы притираться к незнакомым людям, классу и учителям, и закатывать глаза от невиданной прежде тупости: едва ли дети из простых школ были умнее учеников целого лицея, лучшего в городе!
«К тому же, — не то подключала здравомыслие, не то успокаивала себя Алика. — Когда Горячева наконец-то выпустят, эти придурки останутся без головы. У них гонору не хватит продолжать. Не у всех родаки в школу вкладывались тридцать лет и троих детей здесь воспитали. А он свалит — и всё. Жить дальше, как нормальные люди».
Алика с усмешкой рванула на себя дверь на второй этаж — и едва не впечаталась в Сержа Горячева. Как всегда, в рубашке на размер меньше, чтобы складками подмышками и держащимися на последней ниточке пуговицами создать иллюзию груды мышц, в чёрных джинсах вместо школьных брюк, он стоял, навалившись плечом на дверной косяк и кого-то ждал.
Вряд ли её.
— О Господи! — выпалила Алика и отпустила дверь.
Серж её перехватил.
Сегодня Горячеву хватило ума — чего обыкновенно за ним не водилось — обойтись без глупостей и культурно — что было ещё большей редкостью — промолчать в ответ, так что Алика понадеялась избежать разговора и юркнула во вторую дверь. Серж широко шагнул и перегородил ей дорогу. Каблуки шваркнули по бетону. Алика, хмурясь, отступила на полшага. Обветренные красные губы Горячева исказила фирменная гаденькая ухмылочка. Он навалился спиной на двери.
Тревожное предчувствие сдавило горло.
— Что не здороваемся, Сань, а? — с посвистыванием предъявил Серж и прищурился.
— Привет, — Алика поправила лямку рюкзака на плечах и перевела взгляд на дверь. — Можно пройти?
— Ещё не поговорили, а ты уже бежать? Боишься?
— Тороплюсь!
Алика глянула на Сержа с высока. Круглые полупрозрачные глаза маслянисто заблестели, он осклабился:
— К Илюшке?
Алику как окатило кипятком. Сердце скакнуло под самое горло, и голос подвёл. Вместо категоричного ответа, звонкого и хлёсткого, как пощёчина, с губ сорвался робкий протест:
— Не твоё дело.
— Моё, Сань, моё.
Серж оттолкнулся от дверей. Солнечные лучи скользнули по толстым стеклам, и на белом полу распластались рассеянные лазурные блики. В следующее мгновение они задрожали кривым орнаментом на модных чёрно-белых «Джорданах». Алика взмахнула ресницами и попятилась, пока не уткнулась лодыжкой в ступеньку.
— Я Алика.
— Знаю, Сань. Я всё обо всех здесь знаю. Я здесь за всех отвечаю.
Добавить комментарий для Anemone Отменить ответ