Алика не сдержала смешок, и Илья, поёрзав на месте, взъерошил волосы.
— Ты ведь хотела поговорить, вот и… Давай поговорим.
— Серьёзно? Лучше места не нашёл? — Алика красноречиво покосилась на расстилающих нижние полки женщин, а потом снова на Илью Он пожал плечами. — Ничего, что я написала тебе аж позавчера? А ты меня футболил всю дорогу. То отмажешься, то исчезнешь.
— Неприятно, да, когда тебя избегают? — с нарочитым сочувствием спросил Илья и так глянул на Алику, что кончики ушей у неё зазудели.
Она успела пожалеть о том, что поддалась эмоциям после разговора с Викторией Сергеевной и решилась написать Илье: в переписке они договорились спокойно обсудить всё, что случилось тогда и за эти два года, но на деле всё обошлось обыденными «привет-пока» и смазанной фоткой у новогодней ёлки в холле после награждения. Алика надеялась, что за пять часов ожидания на вокзале они поговорят, но и тогда Илья слинял и не появлялся вплоть до самой посадки. А теперь сидел напротив неё как ни в чём не бывало и по-хозяйски обустраивался не на своём месте. Он уже выставил на стол термос, набор одноразовой посуды и пару пакетиков травяного чая.
— А я смотрю, у тебя всё в порядке!
Алика хотела ввернуть, если Илья продолжит в том же духе, пусть идёт спать под бок Ветровой, а её оставит в покое, но он выложил на стол главный козырь: картонную коробку с двумя большими синнабонами. Они продавались на фудкорте торгового центра, куда их не пустили.
Видимо, Илья и в этом случае стал исключением.
— Выпьем чаю?
— Нам же запретили туда идти.
Среди всех сладостей мира она больше всего обожала эти нежнейшие булочки с корицей, политые белым сахарным густым соусом и присыпанные шоколадной стружкой. Илья знал о том, что она не устоит перед чаепитием в поезде, если он принесёт ей синнабоны, и согласится его выслушать, несмотря на обиду, подозрение и зудящий в глубине души стыд. Она бы согласилась, даже если бы Виктория Сергеевна накануне не вправила ей мозги!
— Знаешь, всё-таки есть кое-какое преимущество в том, чтобы иметь свою маленькую армию, — Илья торжествующе побарабанил пальцами по коробке. — Особенно когда там так много самых разных людей…
— Удиви меня.
— Мы отпросились в столовку, а я слинял и попросил прикрыть, если что.
— Так просто?
— Ну да. Я купил им то, что они попросили. А они навели суету, так что мою пропажу никто и не заметил.
— Великий комбинатор, — закатила глаза Алика и уязвлённо заметила: — А мог бы и меня с собой позвать.
— Мог, но ты бы всё равно не пошла. Пойду схожу за кружками.
Илья пошёл в начало вагона, а за ним шлейфом тянулся сладковато-пряный аромат булочек с корицей. Алика застонала и стукнулась затылком о перегородку. В ответ постучали.
— Не мешайте, пожалуйста, — послышался спокойный женский голос.
Алика выглянула в проход. Соседняя боковушка отгородилась от вагона двумя серыми пыльными пледами, свисавшими с верхней полки на манер штор. Одна из женщин напротив кинула на неё любопытствующий взгляд поверх очков. «Надо бы и нам так сделать», — поёрзала Алика, вжимаясь в сидушку.
Захотелось стать невидимкой или, на худой конец, слиться с окружающей средой, как хамелеон, только бы избавиться от ощущения, что все взгляды в вагоне направлены на неё. Любопытствуют, ждут, злорадствуют, насмехаются. Алика помотала головой и, сдвинувшись на край сидения, осторожно приоткрыла коробку.
От синнабонов исходило тепло и головокружительный аромат, в котором угадывались не только корица, выпечка и шоколад, но и кофе, и мороженое, и молочные коктейли, которые подавали в кофейне. Алика прикрыла глаза, и гул, и обычный плейлист торгового центра, и неоновое мерцание ламп на последнем этаже вдруг опрокинулись на неё, а шершавая поверхность поездного столика показалась гладкой, как столешница фудкорта.
Они, вразнобой шурша распахнутыми настежь пуховиками, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, растрёпанные, зажав шапки в руках, могли бы наперегонки грохотать ногами по эскалатору, игнорировать осуждающие взгляды, и со смехом толкаться у витрины, выбирая между синнабоном с шоколадной стружкой и карамельным сиропом. И успеть на вокзал в последний момент, чтобы потом долго со смехом вспоминать об этом.
— Эй, ты чего? — послышался над ухом тихий смешок Ильи.
Звякнули стаканы в подстаканниках. Ладонь Ильи мягко скользнула по плечу, и Алика выпрямилась.
— Ничего. Просто вспомнила, как мы с мамой иногда ездили сюда на выходные, чисто чтобы по кафешкам прикольным походить и вкусностями объесться.
Илья понимающе усмехнулся:
— У тебя мама любит выпечку? Моя фигуру блюдёт. По твоей тоже кажется…
— Не любит, — усмехнулась Алика и поправила свитер на плечах: крупная вязка, казалось, утяжеляла его и он всё время норовил сползти и криво повиснуть. — Она предпочтёт чизкейк булочкам с корицей. Ну и фигура тоже.
— А ты?
Илья пододвинул синнабоны к Алике. Сглотнув, она закатала рукава до локтей и решительно запустила руку в коробку. Липкие, сахарно-коричные, синнабоны следовало есть ножом и вилкой, медленно разрезая и смакуя каждый кусочек, но гораздо вкуснее было обхватить его обеими руками и откусить, как кусают караваи на шоу «Четыре свадьбы», которое мама всегда включает фоном во время работы.
— Вкусно?
Вместо ответа Алика прикрыла глаза и блаженно замычала. ЕленСанна — сопровождающая из отдела образования, сейчас грохотавшая замызганными сапогами по вагону и пересчитывавшая всех школьников, — отпустила её в столовую на первом этаже вокзала слишком рано, в пять часов вечера, и скромная порция картофельного пюре и куриной котлеты, в которой лука было больше, чем курицы, уже уступила место лёгкому голоду.
Илья неровно вздохнул, как будто собирался сказать что-то, но передумал. Алика глянула на него, приподняв бровь, и спросила:
— А ты что не ешь? Я одна не справлюсь.
Правда, из-за набитого рта вышло невнятное фырчание (женщина в очках склонилась к соседке, наверное, посетовать на невоспитанность молодёжи), но Илья рассмеялся и тоже вытащил синнабон из коробки:
— Перед таким предложением устоять невозможно.
Добавить комментарий