— Тридцать седьмое место, нижнее, — круглая во всех отношениях проводница с короткой светлой стрижкой захлопнула паспорт и протянула Алике.
Крупная снежинка спланировала на нос лисёнку, глядящему в звёздное небо, и тут же превратилась в каплю. Алика протёрла обложку ладонью в мягкой перчатке и, поднявшись по ступенькам, не удержалась и торжествующе глянула свысока на остававшихся на перроне девчонок с огромными чемоданами. Чтобы подняться, им нужно было просить помочь немногочисленных парней, возвращавшихся с олимпиады по истории и экономики вместе с ними (а они были далеко не физруками), или затаскивать чемоданы в вагон по двое, ломая колёсики и ручки о металлические заледеневшие ступени.
Если хочешь быть независимой от мужчин, нужно выбирать ношу по силам — выучила Алика после ухода отца, поэтому её вещи на все десять дней в лагере — и даже лакированные лодочки на высоком каблуке, в которых Виктория Сергеевна боялась выпускать Алику на сцену — без труда уместились в маленькую чёрно-белую спортивную сумку.
Алика поставила её на сиденье последней боковушки и огляделась. Вагон постепенно наполнялся завсегдатаями зимних рейсов фирменного ночного поезда: школьниками-олимпиадниками из родного города и пригорода, вахтовиками, от которых кисло попахивало перегаром, и пенсионерами, возвращавшимися домой с рецептами, предписаниями, выписками от краевых врачей. Редкие пассажиры с загорелой и шелушащейся кожей вкатывали чемоданы, на ручках которых развевались бело-розовые наклейки «Approved Cabin». Гул, грохот колёсиков, полок, шуршание упаковок постельного белья заглушали расслабляющую музыку, тихо лившуюся из сеточек динамиков над окнами.
Напротив Алики уже сидела Варя Ветрова — победительница олимпиады по истории. Даже не расстегнув пуховик яркого ягодного цвета и перегородив чемоданом — не таким огромным, как у остальных, но всё ещё довольно крупным — дорогу к туалету, она щебетала по телефону. Грамота победителя в золочёной рамке лежала на краю столика, и в стекле отражались продолговатые лампы, ронявшие жёлтый рассеянный свет.
Алика стянула шапку, повесила пуховик на крючок, поправила на плечах белый свитер, который надела поверх чёрного платья в обтяжку сразу после награждения, чтобы не замёрзнуть, и плюхнулась на сиденье. Ветрова даже не глянула на неё, продолжая трещать по телефону слишком громко даже для оживающего вагона.
— А мама рядом, Тём? — улыбалась она кому-то, глядя в окно купе напротив. — Да слышу я, как папин стейк шипит, слышу. Скажи им, что завтра где-то без пяти семь приедем.
Алика натянула рукава свитера по самые кончики пальцев — даже в перчатках они озябли! — и прислонилась лбом к прохладному стеклу. В снежной черноте ночи огни большого города мерцали серебром и жёлтым золотом: огни строящихся жилищных комплексов, трубы заводов и даже зелёная крыша вокзала, обрамлённая неяркими круглыми огоньками, манили остаться, оглядеться, вздохнуть. Сзади кто-то гоготнул, и Алика вместе с Ветровой высунулись в проход. Показалось, среди хохочущих мелькнула рыжая макушка Ильи.
Стало жарко. Алика снова ткнулась лбом в стекло, малодушно помышляя поменяться с Ветровой койками, вскарабкаться наверх и уснуть. Всё равно ведь Ветрова ей нормально не даст поспать, устроит здесь очередной девичник: Варю Ветрову в лагере вечно окружала стайка девчонок, они смеялись, делали селфи, группой танцевали на дискотеке.
Да даже этот дурацкий лист цветной бумаги, на котором все знакомые лагеря писали тебе приятные слова, у неё был исписан с обеих сторон — это Алика заметила ещё на вокзале, когда сидевшая неподалёку Ветрова читала пожелания и комплименты, размазывая по щекам тушь и тени. Алике послание оставила только Виктория Сергеевна: вторая вожатая решила не утруждать себя пожеланиями для неё, а бегать за кем-то ещё — много чести.
— Всё, люблю вас, мы поехали. Сейчас связь пропадать начнёт. Да, всё хорошо, место хорошее, пап, не переживай. Целую. Увидимся утром!
Ветрова наконец положила трубку, и только тогда Алика поняла, что суета в вагоне улеглась и вместо релаксирующей музыки заговорил машинист поезда: проглатывая добрую половину слов, он рассказал, что температура в вагоне двадцать шесть градусов, в то время как на улице минус тридцать один, о биотуалетах в вагонах поезда, о том, что у проводников можно купить чай, кофе, сувенирную продукцию и даже попросить открыть душ в девятом вагоне. Алика слушала всё это вполуха, прилипнув к окну. В черноте, покачиваясь, под стук колёс ускользал, уплывал, сливаясь в одну сверкающую линию, большой город, и от этого становилось грустно.
Не грело ни призёрство, ни шикарная фотография на сайтах лагеря, городского отдела образования и школы, ни приглашение в академию экономики и права, в довесок к призу дающее баллы при поступлении, ни мысли о широкой кровати с ортопедическим матрасом в своей комнате. Невыносимо тянуло остаться здесь, где не было нудных учителей с однообразными задачками, не было непроходимо тупых одноклассников с айфонами последней модели, но где Алика изо дня в день тренировала разум многоуровневыми, но вполне жизненными задачками об ипотеке, безработице, спросе и предложении под шутки настоящих преподавателей из университетов, где впервые смогла довериться другому человеку. Где они с Ильёй наконец перебросились парой слов, от чего на душе стало спокойнее.
Алика раздражённо потёрла глаз: от водостойкой туши под веками зазудело. Алика выглянула в проход: проводница двигалась к ним зигзагом, от купе к боковушкам и обратно, с красной корзинкой сладостей и дорогущих безделушек, повторно проверяя паспорта. Прикинув, что до конца вагона она дойдёт нескоро, Алика достала из бокового кармана сумки косметичку, демонстративно подопнула носком ботильона бронированный чемодан Ветровой и проскользнула в туалет.
Умывалась Алика долго. Половину запасов смывки она израсходовала на то, чтобы избавить ресницы от тяжёлой туши, вторую половину — на суперстойкий бордовый тинт, который ей подарила мама перед поездкой. Бумажные полотенца только и успевали лететь в мусорное ведро. Напоследок Алика улыбнулась отражению, сполоснула лицо ледяной водой и, вытершись всё теми же полотенцами, вышла из туалета.
Проводницы в проходе не было видно, а по вагону стелился солоновато-копчёный запах лапши и картофельного пюре, которым запасались в продуктовом не от голода, но ради атмосферы поездки, игнорируя возмущения сопровождающей.
Вместо грамоты Ветровой на столе стоял помятый пакет с логотипом торгового центра в получасе ходьбы от вокзала, вместо бронированного серебристого чемоданчика из-под стола торчал конец тёмно-синей спортивной сумки. А на месте Ветровой сидел Илья.
— А мы теперь соседи, — обрадованно заявил он, когда дверь к туалетам с тихим шипением задвинулась за Аликой.
Женщины в купе напротив полушёпотом вздохнули, что в предыдущую поездку автоматических дверей здесь не было.
Алика вскинула бровь и бухнулась напротив Ильи, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.
— Это что, рейдерский захват?
— Обижаешь! Честная сделка! Верхнее боковое на нижнее в купехе, где собираются играть в мафию. Или в свинтуса. Или в дурака. Или в ещё какие-то настолки. Там у девчонок целый чемодан, я еле сбежал.
— Вот так сделка… — без энтузиазма откликнулась Алика и, подавив зевок, спросила: — А что на кону?
— Ночь с тобой! — многозначительно приподнял брови Илья.
Добавить комментарий для Anemone Отменить ответ