Каблуки застучали по асфальту, унося её прочь от университета. Илья едва поспевал за ней. И только когда университет остался за отреставрированными жёлтыми домами с красивой, но совершенно неуместной лепниной, нависающей на торцах наростом, Алика сбавила шаг и с мягкой улыбкой оглянулась на Илью. Он пригладил растепавшие волосы и, отправив стаканчик в переполненную мусорку, заговорщицким шёпотком полюбопытствовал:
— За нами гонится нечисть?
— Ага, в облике моего декана, — фыркнула Алика.
Илья спрятал руки в карманы и, передёрнув плечами, замолчал.
Странно было в неловком молчании ступать по многократно хоженым дорожкам под аккомпанемент одного лишь тоскливого похрустывания листьев. Порывами налетал ветер, трещал ветками, закидывал Алике волосы на лицо, кружил листву в водовороте и тут же затихал, а Алика была вынуждена отфыркиваться, заправлять пряди за уши и сгорать под внимательным взглядом Ильи.
Хотелось поговорить о чём-нибудь, но у Алики не находилось тем. По десятому кругу обсуждать одногруппников и одногруппниц, абсурдные рабочие программы и безответственных деканов не было абсолютно никакого смысла: с тех пор, как Илья позвонил Алике по скайпу в начале карантина, их разговоры длились без перерывов на условные «привет» и «пока», однако даже близко не были похожи на их переписки в школе.
Ностальгическая улыбка против воли тронула губы. Алика отвернулась от Ильи, поболтала картонный стаканчик и с грустью отправила его в мусорку: пусть Илья думает, что она сожалеет о выпитом кофе, а не о тех двух годах.
А Илья, кажется, думал совсем о другом, потому что когда они перебежали перекрёсток на мигающий зелёный, он вдруг выдал:
— Алика, я не могу. Можно вопрос?
— Давай, валяй, — лениво повела она плечом.
— Как тебя вообще в тарологи занесло? Я думал, ты и мистика — две вещи несовместные…
— Как гений и злодейство, — закончила Алика с ним в унисон и пожала плечами. — На карантине было скучно. Сидеть на парах в дистанте перед чёрным экраном — то ещё удовольствие. Вот я и заглянула в книжный через дорогу. Маленький, помнишь, может, был там раньше. Набрала книжек по психологии, а на выходе увидела таро, ну и прихватила. Продавщица на меня тоже смотрела озадаченно.
— Ну и как оно? Предсказывают?
Алика отрицательно помотала головой.
— Карты ничего не предсказывают. Предсказывает человеческое подсознание. Я уже столько раз в этом убеждалась. Это, знаешь, даже в какой-то степени интересно. Как эн-эл-пи
— В плане?
— Элементарно, — щёлкнула пальцами Алика. — Ты даёшь установку, и человек ей слепо следует. Ну вот я говорю Ленке, что она не сдаст экзамен. И у неё в голове это оседает, и она и готовиться перестаёт, потому что ну зачем. И в итоге не сдаёт. Вот и получается, что я была права и нагадала правду.
— А что насчёт тех, кто в это не верит? — сощурился Илья.
— И на них работает. Только наоборот. Как самосбывающееся пророчество, понимаешь?
— Не совсем.
— Ну вот сказали королю, что его дочь умрёт от укола веретеном, и он велел убрать все прялки. А вот если бы он этого не делал? Если бы он продолжил жить как ни в чём не бывало, услышав пророчество, то ничего бы и не случилось. Но никто не продолжает жить как ни в чём не бывало, когда слышит о своём будущем. Никому не может быть всё равно на своё будущее! Поэтому пророчество обязательно сбывается.
— Даже если это плохо кончится?..
Илья взъерошил кудри и улыбнулся странной, растерянной улыбкой, как будто не был уверен ни в том, о чём решил заговорить, ни в том, что не зря пришёл к Алике, ни в том, что может идти рядом и разговаривать. Это было так не похоже на того Илью, которого она знала: который мог идти, смеяться на всю улицу, активно жестикулировать и подпихивать Алику в плечо.
«Неужели это я с тобой сделала?» — покусала губу изнутри Алика и спрятала руки в карманах.
Ничто не проходит бесследно: любое мало-мальски значимое событие оставляет отпечаток и на теле, и в душе — и кому как не им с Ильёй было не знать об этом, но нет, они наивно надеялись, что всё само вернётся на круги своя и будет так, как раньше: легко, непринуждённо, тепло. Однако от того, как было раньше, остались лишь воспоминания.
Застывшие среди дворов, которые они пересекали плечом к плечу, затерявшиеся в немногочисленных городских дорогах отголосками их таких разных шагов: и беспечно-лёгкие в предвкушении каникул; и сердито-резкие от тяжести навалившихся проблем; и решительно-торопливые, готовые к бою; и торопливо-пугливые в попытке сбежать друг от друга, — сейчас эти воспоминания восставали живыми картинками. В густеющих стылых сумерках, когда всё тёплое должно погаснуть с лучами солнца, а всё страшное стать ещё страшнее, Алика с нежностью вспоминала их.
Здесь Алика спотыкалась и падала на льду, а Илья со смехом помогал ей подняться. Тут они сидели на траве, вытянув ноги, и ели мороженое, подставив лицо ещё ласковому солнцу первого сентября. Там Илья стоял с повинной головой и терпел, пока она пыталась оттолкнуть его побольнее колючими, злыми словами. Где-то за поворотом Алика обнимала Илью и впервые за целую жизнь шёпотом признавалась, как страшно ей переезжать. А за спиной осталась набережная, на которой они встречали рассвет и Алика сжимала губы, чтобы Илья не заметил, как пульсирует правый уголок верхней губы.

Добавить комментарий