Через двадцать минут они мчали вон из города, над которым тёмные серо-лиловые тучи стягивались в одну, и мрак поглощал только-только раздавшийся, по-январски залитый золотом солнечного сияния, ноябрьский день.
Приподняв воротник пальто, Алика защёлкнула ремень безопасности. Гнездо ремня ходило ходуном, как и вся машина Стасика. «Лучше, чем на автобусе, — одёрнула себя Алика и побарабанила костяшками пальцев по кристально чистому стеклу. — Лучше, чем с непонятным водителем в непонятной компании трястись и мёрзнуть». Алика тихо переступила на коврике озябшими ногами, Стасик опустил подогрев на ноги и улыбнулся.
— Замёрзла?
— Нормально, — нахмурилась Алика и покачала головой. — Как ты это делаешь?
— Делаю что? — хохотнул Стасик и щёлкнул поворотником, пристраиваясь у кофе-бара. — Чай? Кофе? Потанцуем?
— Что угодно, — усмехнулась Алика.
Через пять минут, натянув рукава свитера до середины ладоней, она обнимала картонный стаканчик с горячим вишнёвым глинтвейном, а Стасик глотал большой американо, одной рукой выкручивая руль.
Они выехали из города. Вытянув ноги, Алика глядела на проплывающий перед глазами пустынный пейзаж: седовато-жёлтые травы, склонившиеся на тёмную землю, накрывали небольшие сугробы, высокие голые берёзы переплетались друг с другом, стояли, согнутые напополам прошлогодним снегом. Вдалеке, на серый асфальт с тёмными выбоинами, трещинами и ямами, опускалась густая тёмная туча, и Алике казалось: ещё немного — и они врежутся в неё.
— Кажется, дождь собирается, — тоненько пропищал Стасик и почесал геометрическую татуировку на предплечье.
— Скорее снег, — вздохнула Алика и настороженно нахмурилась: — У тебя резина зимняя?
— Обижаешь, насяльника, — усмехнулся Стасик. — Ещё две недели назад, после первого снега, поменял.
Алика с облегчением уткнулась в подголовник и прикрыла глаза. Впереди было ещё шесть часов езды.
Снег пошёл на исходе второго часа. Скрипнули шины, машину дёрнуло, и успевшая задремать Алика стукнулась виском об окно. Весь мир закружил снегопад. Белые лохматые мушки липли к окнам, скатывались по ним прозрачными каплями и тут же застывали тоненькой корочкой льда. Они рассыпались по тонким тёмным ветвям, накрывали ровным белым ковром асфальт, лежали шапкой на перилах моста, растворялись в мутном серо-коричневом мерцании скованной первым тонким льдом речушки.
Стасик флегматично включил фары и чуть сбросил скорость. Заскрипели дворники, разметая снег по краям лобового стекла.
— Нормально? — поинтересовалась Алика, растирая ладонями тяжёлые после дремоты веки.
— Живы будем не помрём, — с серьёзным лицом откликнулся Стас и не глядя щёлкнул по проигрывателю; салон наполнила электромузыка. — Не люблю снег — засыпаю.
Алика с усмешкой повела плечом и достала телефон из кармана. Уведомлений не было. Мама на другом краю света лежала на горячем золотистом песочке и слушала шуршание волн, и сообщение о том, что Алика уехала к Илье и выключила в квартире всё электричество, получит, только когда подключится к отельному вай-фаю. «Посмотри-ка, — оскалилась Алика. — Илья даже не спросил, почему я звонила!» Подумав, Алика зашла в мессенджер: в сети в последний раз Илья три часа назад, как раз когда отправил смайлик.
Решительным взмахом Алика закрыла мессенджер и открыла приложение-читалку: она давно собиралась закончить знакомство с Юнгом.
Через час Алика сдалась. Маленькие буковки на крохотном экранчике скакали перед глазами в унисон подпрыгиванию авто на образовывающихся наледях. Машины поскрипывали, посвистывали шинами, громыхали грузовики, которые Стасик всё время обгонял. В частных домах, время от времени возникающих по обе стороны дороги, лаяли псы. Уголок губы пульсировал, пацифистские манифесты в музыке Стасика звучали всё громче, а мысли об Илье заглушали чужие мудрые размышления об архетипах. Заблокировав телефон и небрежно швырнув его на панель под лобовое стекло, Алика с силой откинулась на спинку кресла и посмотрела на Стаса:
— Ты как, не устал?
— Ну такое. Минут через пятнадцать «Маяк» будет. Остановимся. Сделаем все дела, разомнёмся.
— Спасибо.
— А я ещё думаю, чего вдруг снег пошёл! А это Алика задумалась о других.
— Эй! — притворно нахмурилась Алика и сложила руки под грудью.
— Да я шучу, — рассмеялся Стасик и неожиданно серьёзно сказал: — Ты очень хороший человек, Алика. Просто сама пока этого не понимаешь.
Притормозив и пропустив автобус, Стасик свернул к обочине. Впереди виднелись магазинчик и деревенская кафешка. Конечно, есть там Алика ничего не рискнёт, но постоит, подышит воздухом и половит белые снежинки на бледную ладонь, чтобы Стасик, ввязавшийся в этот марафонский заезд ради неё, хоть немного отдохнул.
На серпантине, в полутора часах от города, от мыслей стало некуда деваться. Пальцы тянулись к мессенджеру: проверить переписку с Ильёй, прокрутить её от начала до конца, перечитать, найти подсказки, ключи. И ничего не помогало: ни громкая музыка, ни попытки вздремнуть, ни болтовня со Стасиком, ни наблюдение за природой, стремительно укрывающейся белым полотном. Алика вертела в руках телефон, выворачивая наизнанку гибкий силиконовый чехол, а в голове проигрывались сцены встречи.
Вот она позвонит в его дверь — хорошо, она хотя бы знает, где Илья живёт! — а откроет его девушка, и Алике придётся лихорадочно придумывать какую-то проблему себе, чтобы не выглядеть глупо.
А может, она позвонит в дверь — и никто не откроет, потому что Илья таксует, а его девушка на учёбе, которую Алика сегодня решила прогулять, и ей придётся сидеть на грязных подъездных ступеньках, вытирая следы чужих ботинок дорогим пальто.
А может, дверь всё-таки откроет Илья, но посмотрит на неё так, как когда-то глядела на него она: как на предателя, на разрушителя его маленького уютного мира. Но если он посмеет так посмотреть, то Алика развернётся на каблуках зимних полусапожек и уйдёт насовсем.
Добавить комментарий