VIKTOROOK

Все неприятности начались с желтоватых человеческих костей, уродливыми фигурами засеявших землю, что успела порасти дикими ароматными травами.

«Я туда не пойду!» — пробасил кто-то из практикантов за спиной Линды. Она коротко зыркнула через плечо, а потом покосилась на начальника экспедиции. Он не двигался. Только опалённые солнцем пальцы вверх-вниз пробегали по лямкам рюкзака. В шелесте листвы затерялись тревожные шепотки.

— Это не капище, — вперёд выступила Женя, баловавшаяся эзотерикой. — Это кладбище.

— Именно поэтому мы здесь, — процедила сквозь зубы Линда и снова покосилась на начальника экспедиции. Он молчал. — Нам нужно раскопать его. Это наша цель.

— Нам нельзя раскапывать это, — парировала Женя и обратилась к начальнику. — Константин Дмитриевич, ну скажите же! Это священное место. Нам нужно хотя бы совершить ритуалы, известные местным. Сколько было случаев, когда проклятие обрушивалось на археологов.

Константин Дмитриевич на этот раз сказать попросту не успел. Линда категорично отрезала:

— Чушь! — и её голос эхом зазвенел над полем. — Каждое из этих так называемых «проклятий» легко было объяснить логически. И любой мало-мальски способный математик мог их просчитать! Здесь даже риска болезни нет — они все прошли столетия назад. Пока трупы разлагались.

— Это священное место. Здесь особая аура.

— Оно было священным, для них, — Линда зло ткнула указательным пальцем в сторону костей. — Потому что они так захотели. Я в это верить не стану.

Она обернулась. Группа стояла в молчании, Константин Дмитриевич в раздумьях оглядывал останки тотемов, поросших мхом и плющом, но вполне узнаваемых. Здесь некогда славили волка и ворона. Терпение Линды кончалось.

Слишком долго их команда ждала одобрения инициативы, слишком тяжело добиралась сюда, чтобы отступать из-за глупых суеверий.

Пальцы в пару щелчков освободили её от плетения рюкзака. Линда обернулась к группе и выдохнула с нескрываемым торжеством:

— Ладно. Повезло вам, что я атеистка. И не верю ни во что.

Со злобной усмешкой она впихнула рюкзак в руки Жени и, помедлив лишь мгновение, так что никто и не заметил, пересекла невидимую черту. Константин Николаевич попытался остановить её — тщетно. Листва зашелестела сильнее, похолодели ноги в ботинках, зашуршала под ногами земля. Странное возбуждение холодными мурашками пронеслось вдоль позвоночника — Линда рассмеялась и пружинисто обогнула череп, второй…

Линда не обходила капище — причудливо вальсировала на древних костях, хотя танцевать отродясь не умела. Смеялась и приплясывала, зазывая всех за собой, пока Константин Николаевич, помрачневший хуже грозовой тучи, грубо не приказал ей вернуться.

Раскопки в этот день они так и не начали, однако лагерь разбили. На Линду бросали неоднозначные взгляды. Кто-то смотрел с осуждением, как начальник, кто-то с ужасом, как Женя, кто-то с презрением — она снисходительно улыбалась, мол, ничего не случилось с ней.

Кости — всего лишь кости. Жёлтые. Мёртвые. Пустые.

Утром она вальсировала на них.

Ночью они пришли к ней.

Безликая дама верхом на волке выпрыгнула из мрака палатки, не потревожив Женю. Вдоль позвоночника пронеслись знакомые холодные мурашки, и Линда, успевшая принять полусидячее положение, оцепенела.

— Ты нас не уважаешь, — заговорила дама печальным шёпотом. — Это плохо. Зато ты нас не боишься. Это хорошо.

Поперёк горла встали насмешки и дерзкие слова — язык отнялся. Дама мягко спустилась с волка и опустилась перед Линдой на колено. Из-под чёрного, как сама ночь, балахона выползла костяная кисть, буро-жёлтая, как все на капище. Острые кости пальцев сомкнулись на запястье. Левая рука взорвалась ледяной болью, на глазах выступили слёзы.

— Ты услышала нас сегодня. Первая за сотни лет. Так помоги же нам. Почувствуй нас. Уйми нашу боль. Это наш тебе дар в благодарность за бесстрашие. И наказание за безверие.

Дама отпустила Линду, но перед тем, как раствориться в темноте, оставила на лбу морозный поцелуй.

На рассвете Линда приняла всё за сон: безмятежно сопела рядом Женя, вход был застёгнут, и никакой волчьей шерсти.

Она переоделась, расчесалась, но, собирая волосы в хвост, вдруг больно царапнула себя по виску. Нахмурилась (не могли так быстро отрасти ногти!) и посмотрела на левую руку.

Её не было.

Вместо загорелой кожи с треугольником родинок от запястья тянулись белые тонкие кости. Проглотив крик, Линда торопливо натянула на руку рабочую перчатку и вынырнула из палатки.

Белёсое солнце занималось над капищем. Под землёй стонали неупокоенные кости. Руку скрутило болью — их болью. Линда упрямо стиснула зубы и не шелохнулась.

Впереди было много дел.