Соласу нравится помпезность: золотые лосины, в которых отражаются водопады иного, падшего мира, меховой воротник, вальяжно-торжественную походку от бедра, небрежные, как игра, как забава, походы в Тень, а ещё долгие пафосные премудрые речи и тоска по былым временам.
У него есть божественное могущество — но ему этого мало: он хочет вернуть былое и преумножить всё, что имеет.
И ни он, ни она не готовы останавливаться.
Для них обоих — Аварис смотрит в прорези волчьей маски, и ей чудится в них холодный хищный блеск синих глаз — в этом совершенно точно нет никакой тайны.
— Быть может, — Солас откидывается на спинку стула, — для кого-то я стал Создателем. Для кого-то Ужасным Волком. Для кого-то спасителем. Для кого-то Смеюном. Для кого-то учителем. Я уже говорил тебе, что реальность многогранна, и многогранность её открывается лишь в Тени. Лишь там ты видишь, что предатель-военачальник был отцом для своих солдат и мудрым стратегом. Лишь там ты видишь, что хладнокровная педантичная чародейка, ненавидящая духов, была испуганной маленькой магессой в самом круговороте кровавого переворота. Видишь, что несгибаемая, высокомерная и собирающая богатства любовница Императора на самом деле боялась одиночества и пустоты.
Аварис содрогается, механическая рука непроизвольно дёргается, как живая, и пунцовый жар ярости и стыда разливается под маской. Всегда сидевшая как влитая, она вдруг начинает обжигать кожу, душить, царапать. И Аварис низко и сердито, неосторожно задетой кошкой, шипит:
— Ты копался в моих снах, Солас!
Солас качает головой, но во взгляде его мелькает усмешка. Аварис судорожно втягивает воздух сквозь зубы и, одной рукой приспуская до невозможности тугой ворот рубашки, неровным взмахом механической руки требует подать напиток.
Это не просто укол — это ядовитый наконечник стрелы, вышедший с другой стороны.
— Твоя история отнюдь не уникальна, Аварис.
— Да ну? — вскидывает она бровь, пытаясь совладать с сердцем, рвущимся вон из рёбер, с полыхающим на щеках нездоровым румянцем.
— Уникальной её делаешь ты.
Ровная и по-прежнему невозмутимая улыбка Соласа бросает Аварис в ледяную испарину.
Она думала, что стала мастером Игры.
На каждого мастера найдётся свой магистр.
Облизнув губы, Аварис медленно выдыхает через нос и с трудом натягивает невозмутимую улыбку на лицо:
— Ты уже говорил об этом. Почему вдруг понадобилось встречаться со мной?
На террасу выносят серебряный поднос. На нём — две чайные пары и аккуратный пухлый чайничек с мерно сверкающими рунами. Трофейный — Аварис улыбается, кончиками перчатки оглаживая чуть теплый фарфор — достался ей от Императрицы Селины, и Аварис, мягко придерживая механической рукой горячую крышечку, приподнимается, чтобы с выученным изяществом и учтивостью разлить им напиток.
Красный чай в алом предзакатном сиянии переливается крохотными рубинами. Вверх от фарфоровых чашечек, на которых в орнаменте сусальным золотом мерцают лилии, поднимается белый дымок, благоухающий кислыми ягодами с Изумрудных могил, густым бархатным чёрным эмбриумом, и терпко сворачивается под языком.
— Слышала, ты пристрастился к чаю, — протягивая Соласу чашку, обольстительно (зная, что на него это не произведёт впечатления) улыбается Аварис. — Не могла отказать себе в удовольствии заварить его для тебя.
— Благодарю, — Солас невозмутимо делает глоток и беззвучно возвращает чашку на блюдце, — впрочем, дошедшие до тебя слухи о моей любви к чаю несколько преувеличены. Я по-прежнему не сильно жалую этот напиток. Однако не могу отказать хозяйке вечера.
— В таком случае, вы делаете мне честь, мсьё, — не может удержаться Аварис от насмешливо-пафосного экивока в сторону дворцового этикета, и фыркает совершенно несолидно.
С губ Соласа тоже срывается неприлично звонкий и осуждающий смешок.
— И всё-таки, — усаживаясь обратно, Аварис чуть придвигается к столу, — ты не ответил на мой вопрос. Зачем понадобилась эта встреча.
— А чем же она плоха?
— Она не плоха, — ведёт плечом Аварис, грея ладонь о чашку, — просто… Неожиданна.
— Ты по-прежнему уникальна, Аварис. Пускай и историй, подобных твоей, Тени известно немало.
«Тени?» — вертится на языке Аварис, но она молчит, не смея вымолвить ни слова, как каждый раз, когда Солас пускался в рассуждения о Тени, истории и жизни, куда более многогранной, чем человеческий взгляд может охватить.
Добавить комментарий