В комнате пахнет аптекой, металлом, кровью и спиртом — это Ви антисептической салфеткой оттирает с рук едкие пятна крови и мочи. Джонни маячит у зеркала, но не отражается в нём, и только глядит с немым осуждением. Ви пожимает плечами и, бросив очередную салфетку на поднос, вскрывает упаковку следующей. Ей кажется, кровь пропитала насквозь и кожу, и куртку, и даже непроницаемый нетраннерский комбез.

Голос Джуди приглушённо звучит из-за стены: она ругается с полицией, которой нет никакого дела до самоубийцы без страховки и громкого имени.

Ви комкает салфетку в руках и, обняв себя за плечи, опускает взгляд. Найт-Сити с утра накрыло песчаной бурей, и не видно ни земли, ни неба — только пыльное золото солнца вливается во все щели. В этом золотом сиянии обескровленное тело Эвелин на постели кажется кукольно-фарфоровым. Ви смотрит на неё — и ничего не чувствует: ни досады, ни ярости, ни горечи.

Это Джуди злится, плачет — цепляется за живой образ Эвелин, потому просит перенести её на кровать, потому хочет, чтобы она не выглядела жалкой. Эвелин же… Всё равно.

«Она давно была мертва, — вздыхает Ви. — С тех пор, как ей поплавили мозг». «Видать, не до конца сожгли, — едко откликается Джонни. — Раз смогла себе кровь пустить». «Заткнись», — морщится Ви и присаживается перед кроватью на одно колено.

Неестественно откинув голову, Эвелин таращится в затянутое сеткой окошко пустыми глазами. Ни один имплант не способен замаскировать смерть. Ви жмурится, сжимает переносицу, а когда открывает глаза, то не видит Эвелин.

На узенькой кровати лежит её собственное, Ви, безжизненное, опустошённое тело и, неестественно запрокинув голову, таращится песочно-карими глазами в затянутое золотой дымкой окно, веснушки на бледной обескровленной коже похожи на кровавые капли, шрам на лбу, многократно отшлифованный лазером и почти незаметный, темнеет лиловым цветом.

Ви отшатывается, врезается затылком в стену — и подскакивает на кровати.

В Найт-Сити ночи не бывает, и в панорамное окно бьёт неоновое сияние небоскрёбов Глена. Ви тяжело дышит и хватается за бок. Касание мачете вудуистов, наспех склеенное медицинским клеем, пронзает болью при каждом неровном выдохе. Ви складывается пополам.

— Блять! — мир рассыпается пикселями, и рядом появляется Джонни. — Может, начнёшь принимать таблеточки? Не то чтобы мне было интересно, что у тебя там в башке творится.

— Сочувствую, — криво усмехается Ви и, тяжело поднявшись, шлёпает в ванную.

Сегодня она явно не уснёт. Наспех сполоснув лицо ледяной, не успевшей толком прогреться водой, Ви спускается на первый этаж. Под ногами валяется вчерашняя одежда. В крови и подпалинах — вудуисты отчаянно пытались принести её в жертву своим богам. Вчера у Ви не было сил её убирать, сейчас — нет настроения. Поэтому, отпинав её поглубже под лестницу, Ви заваривает себе кофе и усаживается на диван, вытянув ноги.

На столе лежит портсигар Эвелин, ещё полный. Ви закуривает. Вязкий и чуть пряный дым дорогих сигарет ничуть не похож на горечь дешёвых сигарет, купленных в киосков или у мальчишек-бродяжек, перекупщиков и воришек. Выпустив в верх кольцо пара, Ви делает глоток добротного варёного кофе и со стоном откидывается на спинку дивана.

— Оказывается, разговаривать иногда полезно, — саркастично замечает Джонни, усевшийся на спинке дивана с сигаретой в руках.

— Неожиданно, правда? — усмехается Ви и снова делает затяжку.

Джонни блаженно постанывает и запускает проигрыватель. То есть запускает его, конечно же, Ви, но хочет этого определённо Джонни — и в пустой сумрачной квартире звучат агрессивные вопли его гитары. Они с Джонни курят и таращатся в чёрный экран телевизора, за окно, где пламенеет неоновыми огнями Найт-Сити.

Город-мечта. Город-проклятие.

Он раскрывает объятия всем страждущим лишь затем, чтобы потом задушить, растоптать, как таракана: вытащить душу, оставив лишь пустую обескровленную оболочку.

Ви выдыхает в воздух кольцо дыма и усмехается. Джонни прав: она всего лишь девчонка с Пустошей, привыкшая полагаться на помощь семьи.

Если бы не Джеки, она бы сдохла после первого же заказа в ближайшей подворотне, без тачки и эдди, с игуаной в обнимку. Для Джеки слова «человечность», «семья» были не пустым сотрясанием воздуха — большой ценностью, законом, так уж расстаралась мама Уэллс. Таких, как он, больше нет…

И теперь Ви, как слепой щенок, чью мамку загрызли койоты, тычется в людские руки в поисках помощи, молока и крова, а получает только пинки под зад.

Конечно, есть Вик, есть Мисти, есть мама Уэллс, но им не по силам разобраться с её проблемой, остановить обратный отсчёт тикающего в голове механизма самоуничтожения. Всё, что могут они предложить, — сочувствующий взгляд, мягкие прикосновения и долгие разговоры ни о чём.

Это как бросить щенку корку хлеба и покатить дальше, оставив его в безжизненной пустыне ждать следующего подаяния.

Для остальных Ви — раньон.

Страницы: 1 2